Ксюшкины рассказы. Сборник рассказов. Ася Шейн

всех, а потом говорила, будто бы это ее обидели.

      Люська была внучкой директора школы, и все учителя ее очень любили. А Зоя Степановна, наша классная руководительница, всегда хвалила и ставила в пример.

      Но мы не знали никого злее Люськи на всем белом свете. И никто не хотел с ней дружить.

      Как-то раз зимой я так долго переодевалась, что опоздала на первый урок. И меня посадили вместе с Люськой, которая обычно сидела одна.

      Училась она хорошо, а я – не очень. Но знала, что маму всегда радуют мои отличные отметки. Поэтому, когда учительница начала диктовать слова под запись, осторожно скосила взгляд в сторону люськиной тетрадки. И разборчиво и уверенно переписала все, что там увидела.

      Тетради с оценками должны были раздать через несколько дней. И почти всю неделю я ходила в радостном предвкушении того, как мама будет рада моей пятерке. И как с папой мы поедем в цирк, станем есть мороженое и сладкую вату. А еще он непременно покатает меня на спине.

      Когда раздали тетрадки, я с нетерпением стала перелистывать страницы в надежде увидеть заветную оценку. Но когда открыла последний исписанный лист – в ужасе замерла. Двойка. У меня была двойка.

      Как это возможно? Неужели Люська не такая уж и умная? Я так растерялась, что несколько минут не могла шелохнуться. Но на перемене, когда почти все вышли из класса, я подошла к люськиной парте и аккуратно достала ее тетрадь.

      Большими буквами в ней было написано: «Молодец!», и стояла пять.

      Неужели я списала у нее не то? Я принесла свою тетрадь и нервно стала сверять каждое слово. Все до последней буквы в наших тетрадях совпадало. И даже почерк был похож. А оценки – разные…

      Зоя Степановна застукала меня, подходя к своему столу:

      – Ксюша?

      Я повернулась к ней, и руки мои дрожали:

      – Зоя Степановна, – сказала я слегка нервным голосом, – почему у меня двойка? А у Люси – пять? Все ведь одинаково.

      Она нахмурила брови:

      – Потому что, Ксюша, каждый получает то, что заслужил. Например, вранье стоит два балла.

      Меня будто обожгли ее слова. Стало жутко стыдно, неловко, страшно и захотелось убежать. Слезы полились градом на обе тетради.

      – Нечего тут плакать, – строго сказала она. – Иди за парту.

      Прозвенел звонок на урок. Люська зашла в класс и увидела свою мокрую тетрадь, а потом и краснощекую меня, сидящую через две парты:

      – Ты что сделала? Фууу, плакса! – крикнула она и кинула в меня карандашом.

      – Плакса, плакса, – вскрикнуло еще несколько смеющихся детских голосов, и я перестала плакать.

      Больше я плакать не буду никогда, – подумала я. – И общаться с противной Люськой – тоже.

      Когда я вернулась домой, я не стала говорить маме про двойку. Просто сидела и злилась. Но не плакала.

      Не плакала, даже когда сломала любимую кружку. И даже когда вечером упала с санок в сугроб и сильно ушибла колено.

      Мама