Амур. Лицом к лицу. Ближние соседи. Станислав Федотов

и расцеловались.

      Порадовался Иван новому чину да попрощался с товарищами – время к обеду, а тут и пароход пришёл из Хабаровска, а с парохода в числе других пассажиров сошёл есаул Фёдор Саяпин.

      Был он в походном тёмно-зелёном чекмене с серебряными погонами в один зелёный просвет с затейливой буквой «А», в портупейных ремнях, на которых слева – шашка, справа – кобура с револьвером, а на животе – кинжал в узорных ножнах; на груди сияли медаль «За поход в Китай» и Георгиевский крест; в руке – небольшой чемодан.

      Не обращая внимания на городских зевак, всегда собиравшихся у пристани к приходу пассажирских пароходов, – а они, обычно шумливые, при виде бравого есаула враз примолкли и уважительно зашушукались, – Фёдор прошагал на угол Большой и Никольской, к Офицерскому собранию Амурского войска, в здании которого находилось войсковое правление, и в дверях столкнулся с выходящим старшим урядником.

      – Тятя! – вскрикнул Иван. – Тятя!

      Он схватил отца за плечи и так сжал, что Фёдор охнул:

      – Ну, ты и медведь! Откуда силища?

      – От тебя, тятя! – захохотал сын.

      Он ухватил отца за поясной ремень и закружил прямо на крыльце, восторженно повторяя:

      – Тятя, тятя…

      – Да отпусти, ради Бога! Мне доложиться надобно.

      Иван отпустил, поправил отцу чекмень, аккуратно потрогал «Георгия»:

      – Довелось япошек порубать?

      – Потом расскажу. Кто в правлении?

      – Вертопрахов. Давай, иди докладывай – и домой! Заждались нас!

      Фёдор сунул Ивану чемодан и скрылся в дверях.

      Иван, улыбаясь во весь рот и жмурясь, подставил лицо полудённому солнцу.

      «Как же здорово! – думал он. – Вот и тятя приехал, и война закончилась, и дома Настя ждёт…»

      И тут сердце его оборвалось:

      «А как же Цзинь и сын? Сяопин. Его сын! Не Сёмка, не Пашка, не Илька, не Колька или Гринька. Сяо… пин! Почти Саяпин, как сказал Сяосун. Вот именно, почти!»

      Ивану стало жарко, он отступил в тень.

      «Ну где же тятя так долго?»

      Фёдор, выйдя наконец, застал сына в мрачной задумчивости.

      – Чё случилось, сынок? Али чину не рад?

      – Да рад, рад, – отмахнулся Иван, однако дальше объясняться не стал, а Фёдор не настаивал: вырос сынок, своя голова на плечах.

      Они пошли рядом. Идти предстояло пять кварталов. Можно было, конечно, взять извозчика и с шиком подъехать к своим воротам, но им это и в голову не пришло: никогда они в родном городе извозчиками не пользовались.

      Молчали. Глядя на сына, Фёдор тоже помрачнел. Ему вспомнилась встреча с Цзинь и кудрявым золотоволосым мальчуганом, столь похожим на маленького Ивана. Она так и не сказала, как его зовут. Может, это и к лучшему.

      – У меня есть сын, – неожиданно сказал Иван. Он будто подслушал мысли Фёдора.

      Отец словно на стену наткнулся – резко остановился и вопросительно повернулся к Ивану. Тот остановился тоже, но смотрел куда-то в сторону.

      – Ну, есть… Кузя… – медленно, будто что-то проверяя, сказал Фёдор.

      – Кузя