Амур. Лицом к лицу. Ближние соседи. Станислав Федотов

Заряженные карабины держали под рукой. По периметру засели караульные, расставленные Иваном и Илькой. Пригодился опыт, набранный в походе к Сунгари.

      Лошадей тоже не обидели: расседлали, пустили, даже не стреножив, на траву. Казачьи коняшки сами знали, как себя вести: сходив на водопой, паслись, держась поблизости от палаток. На любой незнакомый звук поднимали головы, сторожко прядали ушами.

      Всё было вроде бы нормально, однако Ивана не оставляло тревожное ощущение, что должно произойти что-то очень неприятное, даже опасное. Отец говаривал ему, что такое предчувствие обычно проявляется у опытного командира, болеющего за сохранение вверенных ему людей, и, как правило, оно не обманывает. Иван о подчинённых заботился, но не считал себя достаточно опытным, и это лишь настораживало его ещё сильней.

      Была уже глубокая ночь, бивуак спал, только караульные пересвистывались особым свистом – всё, мол, в порядке. Иван в одиночестве сидел у догорающего костра, глядя, как огоньки на углях играют в догоняшки. Он так увлёкся этим бесхитростным зрелищем, что не заметил, как по правую руку от него на чурбачке, на котором недавно сидел Илька Паршин, появилась незнакомая фигура в японском военном френче и шапке с козырьком, почти полностью закрывающим лицо.

      – Нихао, – без каких-либо эмоций сказала фигура молодым ломающимся баском. – Здравствуй, Иван.

      Иван вздрогнул, попытался заглянуть под козырёк, но ничего не разглядел. Однако отметил, что русские слова произносятся с китайским акцентом.

      – Кто ты? – спросил почти машинально, сразу не осознав, что неизвестный появился в лагере незаметно для караульных.

      – Не узнал! Богатым буду, – усмехнулся незнакомец. – А помню, называл братальником.

      – Сяосун? – вздрогнул Иван. – Ты жив?

      – Если сомневаешься, потрогай.

      – А как же ты… – Иван огляделся, ища глазами караульных, но их не было видно и пересвиста не слышно.

      – Спокойно, – без угрозы, но явно предупреждая, произнёс Сяосун. – Мы ведь не шумим.

      – «Мы»? – Конечно, Сяосун здесь не один, у Ивана внутри что-то ухнуло: так вот за кем он гонялся, играл в кошки-мышки и проиграл! – Ты – хунхуз? Бандит?

      – Тихо! – Сяосун зажал ему рот. – Мы не бандиты. Не будет шума – не будет лишних смертей.

      – Лишних?! – Иван вывернул рот из-под его руки, но кричать не стал: понял, что бесполезно.

      – Да, лишних. В твоём отряде три подонка, которые топили китайцев. Я их навсегда запомнил. И Чаншунь – тоже. Они убили его семью и должны умереть…

      Откуда Сяосун про Чаншуня знает, поначалу проскочило мимо внимания Ивана, а про каких казаков говорит Сяосун, догадался сразу. Были такие в его отряде. Три парня держались кучкой, вели себя грубо, командира слушались плохо. Одним словом, варначьё. Что же это, выходит, все уловки банды – ни тебе грабежей, ни боевых схваток – были из-за них?

      А Сяосун продолжал:

      – …Остальных мы не тронем. Они тогда были глупыми мальчишками. Мои сюнди на русских