Хозяйка Мельцер-хауса. Анне Якобс

пожала плечами и заявила, что эта Симона Трайбер, быть может, просто мошенница, которая с помощью компрометирующего письма, написанного рукой Китти, хочет шантажировать семью Мельцер.

      – Что-о-о? – взволнованно воскликнула Китти. – Да ты с ума сошла, Лиза! Мари, скажи же ей, что она спятила. Кому это интересно, что я напишу Жерару несколько строк и прощу его?

      – Ну, например, твоему мужу, – невозмутимо ответила Элизабет. – Поверь, Альфонс бы не обрадовался тому, что ты пишешь письма своему бывшему любовнику.

      Китти истерически рассмеялась и возбужденно начала раскачивать свое кресло. Ну, Альфонс уж точно был бы не против, ведь он умный человек и чувствительный. Не такой, как ее сестра Лиза.

      – Кроме того, вполне возможно, что письмо попадет не в те руки! – рьяно продолжала Элизабет. – Подробности твоего проступка с этим злосчастным французом могут навредить репутации и Мельцеров, и Бройеров.

      – Мари, ну скажи же хоть что-нибудь! – в отчаянии умоляла Китти. – Ну скажи, что Лиза несет чушь.

      Мари откашлялась, было видно, что она обдумывала, как ей уладить этот конфликт и примирить всех.

      – Признаюсь, мне тоже пришла в голову эта мысль, – сказала она, обращаясь к Элизабет. – И то, о чем ты сейчас сказала, Элизабет, я тоже обдумала. И пришла к выводу, что подобное надувательство мало вероятно. Думаю, здесь дело в чем-то другом.

      Китти раскачивалась в своем кресле, закрыв глаза. Она больше не хотела никого слушать, потому что ни одна из них не поддержала ее, на что она так рассчитывала.

      Элизабет было ясно, что Китти очень хотелось написать Жерару.

      – А что, если Жерар Дюшан, получив твое письмо, попытается снова вступить в отношения с тобой? Вполне возможно, что он поправится, чего мы ему и желаем…

      Китти взглянула мельком на Мари, но ничего не сказала.

      Элизабет отпила кофе, наслаждаясь пряным ароматом настоящего, крепкого зернового кофе. Это немного смягчило ее, может, она не должна быть такой жесткой. Ах, все-таки это было так несправедливо, что она уже много месяцев не могла позволить себе этот напиток, в то время как у Китти были и кофе, и чай, и разные лакомства, не говоря уже об уюте и тепле, ведь печку топили каждый день.

      – Если уж ты действительно хочешь ответить на это письмо, – продолжала Мари, – то в первую очередь должна упомянуть, что ты замужем и счастлива и ждешь ребенка от своего мужа.

      Она вздрогнула, потому что Китти издала протяжный истошный звук. Ее пальцы вцепились в подлокотники кресла, глаза были закрыты, ноги вытянуты, ступни поджаты, а голос звучал так, что задрожали стекла в витрине серванта.

      – Ты что, спятила, Китти? – воскликнула Элизабет. – Выкинь из головы эту ерунду. О, боже мой, она ничуть не изменилась. Если она не добьется своего, с ней случится истерика.

      Мари подбежала к Китти, с ужасом уставившись на нее. В это время дверь открылась, и в ней показалось испуганное лицо Элеоноры Шмальцлер. Из-за ее спины выглядывала горничная Мицци, она вытянула шею, чтобы увидеть, что произошло в салоне.

      Подойдя