Ночи дождей и звезд. Мейв Бинчи

трагедии, развернувшейся внизу, в прекрасном и кротком синем море.

      Андреас знал, что ему следовало как-нибудь обслужить гостей, но почему-то находил это неуместным. Он не хотел отворачиваться от того, что осталось от Маноса, от его лодки и беззаботных туристов, отправившихся в такой счастливый отпускной круиз. Было бы так бесчувственно сейчас расхваливать фаршированные виноградные листья, одновременно рассаживая посетителей.

      Чья-то рука коснулась его руки. Это была белокурая немка.

      – Вам тяжелее, чем нам, это ведь ваши края, – сказала она.

      Андреас снова ощутил, как слезы подступают к глазам. Она была права. Айя-Анна – это был его край. Здесь он родился, здесь он всех знал: и бабушку Маноса Ольгу, и молодых ребят, спустивших свои лодки в приливные воды, спеша на помощь жертвам. Он знал семьи, которые будут ждать их в гавани. Да, ему было горше остальных. Оттого он жалобно посмотрел на нее.

      К ее доброте прилагалась еще и практичность.

      – Почему бы вам не сесть? Прошу, – любезно произнесла немка. – Мы ничем не сможем им помочь.

      Ему только и нужно было, чтобы кто-то это сказал.

      – Я Андреас, – произнес он. – Вы правы, я родом отсюда, и сегодня здесь случилось нечто ужасное. Позвольте предложить вам метаксу, чтобы оправиться от шока, а затем мы помолимся за людей в бухте.

      – Мы ничего, совсем ничего не можем сделать? – спросил англичанин в очках.

      – Чтобы забраться на этот холм, ушло около трех часов. Думаю, пока мы спустимся, то станем только мешать, – ответил высокий американец. – Кстати, меня зовут Томас, и я не думаю, что нам стоит сейчас толпиться в гавани. Там уже десятки людей, глядите. – Он предложил свой бинокль, чтобы остальные убедились сами.

      – Я Эльза, – сказала немка, – я принесу стаканы.

      Стоя на солнцепеке со стаканчиками огненной жидкости в руках, они с каким-то странным чувством подняли тост.

      – Пусть души их и души всех праведных усопших покоятся с миром, – сказала Фиона, рыжая ирландка с веснушчатым лицом.

      Ее парень, казалось, слегка вздрогнул, услышав это.

      – Ну а почему бы и нет, Шейн? – принялась защищаться она. – Это же молитва!

      – Ступайте с миром, – проговорил Томас, глядя на обломки яхты.

      Пламя уже утихло, спасатели занимались подсчетом выживших и погибших.

      – Лехаим, – произнес Дэвид, англичанин в очках. – Это значит «За жизнь», – объяснил он.

      – Ruhe in Frieden[2], – со слезами на глазах сказала Эльза.

      – O Theos n’anapafsi tin psyhi tou[3], – произнес Андреас, скорбно склонив голову и глядя на то, что выглядело ужаснейшей трагедией из всех, какие знала Айя-Анна.

      Они не стали заказывать обед, но Андреас обнес всех салатом с козьим сыром, тарелкой баранины, фаршированными помидорами, а затем и вазочкой с фруктами. Гости рассказали о себе, о своем путешествии. Все они прибыли не на двухнедельный тур, а надолго, по крайней мере на несколько месяцев.

      Американец Томас путешествовал и писал статьи для журнала.

2

Покойтесь с миром (нем.).

3

Господь да упокоит их души (греч.). Здесь и далее авторская транслитерация. – Примеч. ред.