Ночи дождей и звезд. Мейв Бинчи

тебе кофе, чтобы отпраздновать это событие, – ответил Томас, и они вместе направились в небольшую таверну недалеко от пляжа.

      Так же свободно, как и вчера, они обсуждали и случившуюся трагедию, и целую ночь без сна, и людей с яхты: вчера они начинали день с кофе в таких же тавернах, а сегодня лежат мертвые под сенью церкви.

      Фиона объяснила: она шла в деревню за хлебом и медом для завтрака, рассчитывая поделиться с хозяевами дома, чтобы те взамен позволили ей сделать чашку кофе для Шейна, когда тот наконец проснется.

      – Сегодня мы собирались ехать в Афины, но, кажется, он слишком устал, – сказала она. – В каком-то смысле я этому даже рада. Мне нравится это место. Не хочется уезжать.

      – Мне тоже. Я как раз планирую подняться вон на те холмы, а еще почему-то хочу остаться на похороны.

      Фиона с интересом взглянула на него:

      – Я бы тоже осталась, и нет, это не какое-то мерзкое желание посмотреть на чужое горе; это желание сопричастности.

      – Осталась бы? Значит, вы все-таки уедете?

      – Ну, мы точно не знаем когда, но Шейн, как я уже говорила, хочет в Афины.

      – Но только если и ты этого хочешь… – Он притих.

      Фиона заметила выражение его лица. Такое лицо в конечном итоге делал каждый, кто чуть-чуть узнавал Шейна. Она встала:

      – Спасибо за кофе. Я пойду.

      Томас, похоже, ощутил разочарование, как будто хотел, чтобы она осталась. Фионе тоже было интересно продолжить беседу с этим милым, мягким человеком, но она не могла рисковать: а вдруг Шейн проснется и не обнаружит ее рядом.

      – Томас, как думаешь, могу я дать тебе денег на цветы на случай… ну, на случай, если все цветы расхватают?

      Он поднял руку. Он знал, что она небогата.

      – Умоляю, я с удовольствием куплю цветы и ленточку «Покойся с миром», и это будет как бы от ирландки Фионы.

      – Спасибо, Томас. Если вдруг увидишь остальных, Дэвида и Эльзу…

      – Скажу, что вам с Шейном пришлось уехать в Афины, и попрощаюсь от вашего имени, – мягко ответил он.

      – Они были очень милыми, вы все такие замечательные… Интересно, где они сейчас?

      – Сегодня утром я видел, как оба выезжали из деревни на такси, – сказал Томас. – Но здесь не так много мест. Уверен, мы встретимся снова.

      Он смотрел, как она уходит за буханкой теплого хлеба и горшочком греческого меда для своего эгоистичного парня, и вздохнул. Профессор, писатель, поэт – что толку, он все равно ничего не смыслил ни в этой жизни, ни в любви.

      Почему, например, Ширли нашла его холодным и отстраненным, а пустоголового Энди – восхитительным партнером? Томас вспоминал, о чем он и его новые знакомые беседовали вчера на закате; их жизни, так, как они описывали, тоже были для него загадкой. К примеру, отец Дэвида должен быть горд и счастлив за такого сына, так почему же он держал парня на расстоянии и находил для него только обидные слова?

      И также Томас понятия не имел, что могло случиться с немецкой красавицей Эльзой, раз она сбежала из дома с видом, будто ее преследуют.

      Ему в жизни не понять такого, сказал себе