Однажды летом. Илья Ильф

Вы посидите здесь в кресле, отдохните, а я сейчас приду!

      Папа. Но ведь это кресло – предмет, так сказать, европейских народов…

      Телескоп. Ничего. Садитесь.

      Он усаживает маму в кресло, папу ставит рядом, девочку сажает на мамины колени и обращает внимание общества на картину «Венеция под гнетом феодализма». Заводит музыкальный ящик.

      Старинная полька. Тонкие игольчатые звуки. Хранитель музея выбегает на улицу.

      В сияющей рамке двери друзья горячо что-то обсуждают, часто хватаются за колесо и жестикулируют.

      Семья сидит, окаменев, как перед фотографом, смотрит на «Венецию» и слушает музыкальный инструмент XIX века.

      Вбегает Телескоп.

      Телескоп (решительно). Граждане, музей закрывается! Папа и мама подымаются, благодарственно жмут руку хранителю музея. Все выходят на улицу. Шкатулка продолжает играть.

      Из комнаты видно, как Телескоп извне запирает дверь музея, как он навешивает ставни на окна. В комнате становится темно. Только сквозь щели ставень проходят пыльные лучи света.

      В темноте музыкальная шкатулка замолкает. Последний звук ее хрипло съезжает вниз.

      Из тьмы раскрывается маленькая клубная сцена. Звонит председательствующий Волков. Над его головой большой чертеж автомобиля и лозунг: «Автомобиль – не роскошь, а средство передвижения». Задник сцены изображает пейзаж с луной. К столику прислонен велосипед, звоночком которого Волков пользуется для ведения заседания.

      Волков заглядывает в «Незаменимое пособие для общих собраний».

      Волков. Позвольте, товарищи, считать собрание ячейки Автодора открытым.

      Из зала доносятся бурные продолжительные аплодисменты.

      Волков (переждав шум и снова заглянув в книжку). Позвольте, товарищи, считать эти аплодисменты… эти аплодисменты…

      Новый взрыв рукоплесканий. Возгласы на самой высокой ноте: «Предлагаю послать приветствие редакции любимого журнала „За рулем“». Грохот аплодисментов. Крики «Ура!».

      Аппарат открывает зрительный зал и обнаруживает, что весь вышеозначенный шум производят Жора и Телескоп, кроме которых в зале, установленном скамьями и разнокалиберными стульями, никого нет.

      Волков (красивымораторским движением руки останавливает овацию). Позвольте, товарищи, эти аплодисменты… Нет, не могу… Не могу говорить без аудитории.

      Все трое угрюмо сидят друг против друга.

      В наступившей тишине явственно слышатся тонкая фиоритура кларнета и судейский футбольный свисток.

      Жора в гневе подбегает к окну и распахивает его.

      Теперь слышны, тупые удары о мяч, свистки и крики запыхавшихся игроков.

      Жора высовывается и смотрит вниз. Во дворе играют в футбол в одни ворота, обозначенные свертками одежды. Один лишь известный уже нам голкипер в футбольном наряде. Остальные – в длинных штанах, а некоторые даже босиком. Длинные вечерние тени пересекают двор.

      Жора. Эй, чемпионы! На собрание!!

      Но чемпионы продолжают прыгать на своей площадке. Никто даже не подымает головы. К тому же в эту минуту голкипер пропустил мяч,