Касание тайн. Валентин Колесников

обычно заканчивался. Но, мне хотелось поговорить. Я пытливо всматривался в седые лохматые брови старика, и продолжал:

      – А, что это вы читаете?

      – Что читаю? Э- э, это тебе еще рано знать.

      Он закрыл массивный переплет книги и отодвинул толстый том в сторону. Потом приподнялся со своего стула, внимательно, рассматривая какие-то линии, начертанные карандашом на подоконнике. Тень от оконной рамы уже совпадала с одной из них. Удовлетворенно крякнув, старик произнес:

      – Ну, от уже пора и домой идти.

      Обидно было в душе на старика. И что ж он такой неразговорчивый, пугает медом, выступившим на животе. Да-а, видно не любит пасечник гостей. По дороге домой я приостановился перед забором сада. Воровато осмотрелся по сторонам, затем торопливо задрал рубашонку и внимательно осмотрел живот. Живот лоснился от капелек пота, выступивших по всей его поверхности, и были те капельки так схожи с капельками меда, что палец сам невольно потянулся к липким бусинкам и собрал несколько на пучке пальца. На вкус капельки оказались самыми обыкновенными потничками и были солоновато горьки. Вот если бы за этим занятием заметили его мальчишки, друзья. Навеки покой убежал бы от него. Но их не было рядом, и мальчик продолжал изучать выпуклый живот. Он даже повернулся к солнцу, но все напрасно, кроме маленьких блесток- капелек пота, меда нигде не было. Значит, пасечник обманул его? Снова досада подступила к горлу предательским комом. Я насупился, заправил рубашонку в штаны, надел на правое плечо шлейку- подтяжку, чтобы не спадали, перемахнул через забор…

      Лето, жаркая пора для сельских тружеников, работающих в поле. Летний день проходит быстро, как одна минута. Для детей, бегающих в детские садики, и школьников, отдыхающих на каникулах, летний день мчится вмиг, сменяя утро на полдень, полдень на вечер. И уже ревут стада, возвращаясь с пастбищ, в медных лучах заходящего солнца. Раздаются голосистые призывы матерей, зовущих домой играющих детей.

      Вечером, за ужином, я спросил у матери:

      – Мам, а кто такой пасечник?

      Мать недовольно ответила:

      – Ти лучше у бабушки спроси.

      Я снова насупился:

      ”Ну, что же, почему же они не разговаривают со мной по-доброму? Э-эх, вот

      отец Вальки все время с улыбкой, все время все рассказывает про все на свете”.

      Но, любопытство взяло верх. И я подошел к бабушке, которая в это время возилась, как всегда, у печки. Бабушка повернула ко мне лицо, все изрытое глубокими мелкими морщинками, с вечно дрожащим подбородком:

      – Ти чего вскочил со стола? Садись обратно, я слышу. – Я снова уселся за стол, – Я картошечку с мясом достану.

      Бабушка, ловко орудуя печными вилами, извлекла из печки чугунок с жарким.

      – Ба-а, а, бабушка?

      – Та слышу, слышу. Чего тебе?

      – А, кто такой пасечник? – не сдавался я.

      – Это же Федось Кузьмович, дьякон!

      – Ба-а, а, бабушка, а, что такое, дьякон?

      – Это тот, кто в церкви псалмы читает. Вот пойдем со мной паску святить там и

      увидишь.

      Глава 3

      Бабушка моя была мне