Книга Готель. Мэри МакМайн

очнулась, – сказала матушка с натянутой улыбкой и нотками страха в голосе. Тогда я посчитала, что ее огорчил мой обморок. Они всегда ее пугали.

      Отец посмотрел на меня сверху.

      – Одна из ее пациенток – еретичка. Я велел твоей матери прекратить к ней ходить.

      Я нутром почуяла, что он лжет, но споры с ним никогда не доводили до добра.

      – Как долго меня не было?

      – Минуту, – ответил отец. – Может, две.

      – Руки до сих пор деревянные, – сказала я, не в силах скрыть страх. Обычно за такое время к моим конечностям уже возвращалась чувствительность.

      Мать притянула меня к себе, заставляя умолкнуть. Я вдохнула ее запах, умиротворяющие ароматы аниса и земли.

      – Черт возьми, Хедда, – объявил отец. – Довольно нам делать по-твоему.

      Мать оцепенела. Сколько я себя помню, она всегда искала для меня исцеления от этих обмороков. Отец годами предлагал отвезти меня в монастырь, но матушка отказывалась наотрез. Ее богиня обитает в предметах, в потаенных силах кореньев и листьев, говорила она мне, когда отца не было дома. Она приносила к хижину сотни средств от моего недуга: шипучие смеси, таинственные порошки, завернутые в горькие листья, густые отвары, обжигавшие мне горло.

      Рассказывали, что моя бабушка, которой я почти не помнила, страдала от таких же припадков. Предположительно настолько ужасных, что она в детстве откусила себе кончик языка; однако под конец жизни ей удалось найти от них лекарство. К сожалению, матушка понятия не имела, что это за лекарство, потому что бабушка умерла до того, как я впервые потеряла сознание. С тех пор мы с матерью искали это средство. Будучи повитухой, она знала всех местных лекарей. До возведения стены мы ходили к знахаркам и травникам, к чародеям, говорившим на древних языках, к алхимикам, пытавшимся превращать свинец в золото. Их снадобья были ужасны на вкус, но порой на месяц избавляли меня от припадков. Мы никогда прежде не обращались к святым целителям.

      Я ненавидела пустоту, которую чувствовала в церкви отца, когда он тащил меня на службу, тайные же ритуалы матери действительно заставляли меня что-то ощущать. Но в тот день, пока родители ругались, мне пришло в голову, что ученые мужи в монастыре могли бы подарить мне освобождение, которое не способны дать матушкины целители.

      Ночью родители спорили долгими часами, и раскаленные добела слова звучали так громко, что я все слышала. Отец без конца твердил о демоне, который, по его разумению, в меня вселился, и об угрозе, которую тот представляет для нашего существования, и об избиении камнями, которое меня ждет за любую провинность. Мать отвечала, что припадки у ее рода в крови, так почему же он считает, что это одержимость? И напоминала, что после всего, от чего она отказалась, он обещал не отнимать у нее ответственности за одно это дело.

      Но следующим утром она разбудила меня, побежденная. Мы стали собираться в монастырь. Мое стремление опробовать что-то новое казалось мне самой предательским. Я постаралась скрыть его ради нее.

      Когда мы подошли к причалу за нашей хижиной, едва рассветало. Мы столкнули лодку в озеро, и дозорный на башне