Книга Готель. Мэри МакМайн

у королевы. Откуда зеркало взялось у матушки? Как она заполучила нечто столь дорогое?

      Развернув полотно целиком, я увидела, что стекло у него разбито.

      На следующей неделе озеро начало замерзать, лужи у причалов покрылись тонкими белыми чешуйками льда. Прошлой зимой мне нравилось топтать их на ежедневных прогулках. Но после столкновения с сынками скорняка я покидала хижину неохотно. Большая часть моих дней проходила в огороде за попытками придумывать блюда из тех немногочисленных продуктов, что у меня были. Несколько раз, заслышав над каменной стеной гнусную песню сорокопута, я подбиралась поближе и подстреливала птиц, но те, по правде говоря, были слишком мелкими и в пищу не годились.

      Время от времени я доставала разбитое ручное зеркальце и гадала, сколь многого не знаю о своей матери. И мечтала о путешествии в аббатство Хильдегарды. Если бы Маттеус убедил своего отца позволить нам пожениться, их семья могла бы потянуть мою дорогу туда за исцелением. Отправляясь-таки на рынок, я всякий раз выбирала наименее многолюдные улицы и часто перепроверяла, скрывает ли мое лицо самодельный капюшон. Улицы со скорняжной мастерской я избегала, вместо этого выбирая улицу с портняжной. Увидев внутри отца Маттеуса, я бы поняла, что и тот вернулся из Цюриха. Но в мастерской всегда была только его мать. Ночами мне снилось, будто он приезжает домой и стучит в мою дверь с радостной новостью: отец дает ему согласие на брак по любви. И в тот же миг все мои невзгоды испаряются навсегда, то есть до следующего пробуждения.

      Поначалу отец держал слово и раз в неделю приходил на обед. Мы делили принесенную им еду, пахучий сыр и соленую рыбу. Но со временем он начал забывать. Иногда забывал сыр, иногда – рыбу. Однажды, за несколько недель до Великого поста, он явился с пустыми руками и ушел, потому что мне нечего было приготовить. Я поняла, что мне придется самой приносить еду, если я хочу с ним обедать.

      На следующий день, закутавшись в свое одеяло-накидку, я продала еще одну готовую куклу, чтобы купить припасов. Выбирая муку, я приметила новое лицо, городского глашатая, которого никогда прежде не видела. Рослый мужчина с румяным лицом и слишком громким голосом ходил от одной горстки покупателей к другой со свитком в руках. Подойдя к очередному скоплению людей, он заговаривал с ними с оживленным видом, сверкая глазами, – слишком далеко, чтобы я слышала слова. Каждый раз как он заканчивал свою речь, происходил обмен: я видела, что одна женщина отдала ему винный бурдюк, а другая подарила поцелуй. После этого он понижал голос. От последующих слов женщины ахали, и глашатай двигался дальше. Когда он приблизился ко мне, от выражения на его лице у меня свело живот. Я забрала покупки, собираясь уйти.

      – Куда ты так спешишь? – пробубнил мужчина, шагая за мной по улице, ведущей от площади. От его дыхания пахло вином. – Неужто не хочешь услышать новости от его императорского и королевского величества? Официальный указ я зачитаю завтра, но ты можешь узнать все прямо сейчас, если заслужишь мою благосклонность…

      – У