Книга Готель. Мэри МакМайн

кивнула, закрывая глаза.

      – Ночью лес полнится ядовитыми парами, – настойчиво сказал монах. – Туман несет заразу.

      – Ничего такого он не делает, – отрезала мать, выходя из себя. – Дымка совершенно безобидна. Вещество, из которого сделаны души…

      Лекарь изумленно перебил:

      – Что это за бредни? Туман возникает из грязи в лесной подстилке. Из гнили и отбросов, ползучих тварей и жухлых листьев. Кожевник ходил охотиться накануне того, как слег. В ту ночь стоял густой туман. Не знаю, слыхала ли ты, но вчера он умер.

      Лицо матушки омрачила печаль. Слезы обожгли мне глаза. На один краткий миг лекарь преисполнился довольством от того, что настоял на своем. Потом вспомнил, что стоит склонить голову.

      – Упокой Господь его душу.

      Он выждал строго необходимое время, отдавая почтение умершему, и вернулся к нравоучениям о тумане. Который назвал миазматой: злой сущностью смертей и недугов, поднимающейся из почвы.

      – Она попала тебе в кровь, – заявил лекарь. – Нужно сделать кровопускание.

      Матушка скосила глаза, как она обычно делала, когда отец говорил что-то нелепое, но руку протянула.

      – Помяни мои слова, – сказала она мне. – Я это делаю из-за обещания, данного твоему отцу. Туман никак не виноват в моей хвори.

      Лекарь покачал головой, подняв брови, и велел мне зажечь лучины и факел. Когда я вернулась, он уже доставал своих пиявок, мерзких плоских черных червей, которых держал в банке. Ушло два часа на то, чтобы разложить их по коже матушки, и еще час на то, чтобы она потеряла сознание. Дальше она лежала неподвижно, покрываясь испариной, пока пиявки делали свое дело. Я смотрела, как вздымается и опадает ее грудь, горячо желая увидеть признаки улучшения, но оно не наступало. Мать лишь бледнела все сильнее, так что на щеке у нее проявился выцветший розовый шрам. Лекарь коснулся его пальцами.

      – Откуда это взялось?

      – С охоты в лесу. До возведения стены. По крайней мере, так она говорит. Он был у нее, сколько я себя помню.

      Монах молча кивнул, размышляя.

      – Твоя матушка упряма.

      Я поневоле усмехнулась. В комнате повисла тишина.

      – Она выживет?

      Лекарь заглянул в банку с пиявками. Там на дне копошилась небольшая черная кучка червей.

      – Если Господу будет угодно.

      Отрывая пиявок от ее кожи, блестевшей рубиновыми каплями крови, он хмурился. Закончив, сказал мне, что пациенты порой долго спят после кровопускания, так что я должна следить, чтобы у нее не пересыхало горло. И показал, как обхватить ей нижнюю челюсть и разомкнуть губы. Потом он дал мне пузырек с густым красным снадобьем, которое должно было ее успокаивать.

      – Не больше трех глотков в день. Оно сильнодействующее.

      Я кивнула, немного к нему потеплев.

      Лекарь достал из сумки кадильницу, покрытую тончайшей резьбой и бесчисленными крестами. Протянул мне. Внутри лежало несколько маленьких душистых плиток благовоний.

      – Подожги. Их благословил епископ.

      Я взяла кадильницу, хотя знала, что матушка отнеслась бы к такому с недоверием. Он продолжил:

      – Гиппократ