Сломанные. Денис Борисович Савостькин

Ильич разогрел на электроплите небольшую чугунную сковородочку и разбил в неё три яйца. В чайнике закипала вода, которой был впоследствии заварен молотый кофе.

      Переложив яичницу на пластиковую одноразовую тарелку и вдохнув аромат так любимого им бодрящего напитка, мужчина опустился за стол и открыл крышку ноутбука.

      На мониторе виделась мозаика из прямоугольников одинакового размера. Указатель мышки кликнул на один из них, и тот развернулся на весь экран, представив изображение комнаты, где была заключена Наталья Сергеевна.

      «Ну-ну. Сидит, не рыпается. Даже не шевелится совсем. Это хорошо, значит, усвоила урок. Не будет больше хулиганить и творить дичь».

      Борис сдвинул ползунок под видео чуть левее, отмотав запись на более ранее время.

      «Ага, всё-таки пыталась что-то делать. И наручники насильничала, да куда ей с ними сладить. И молотком бы не разбила – силёнок с гулькин нос. Хотя вроде бы и в зал ходит. Наверное, только задницей своей там и занимается».

      Он вернул картинку в режим онлайн и принялся за еду. Была только середина дня, и до вечера оставалось полно времени, которое Борис Ильич убивал привычными ему занятиями, такими как чтение, интернет, отжимания от пола и прогулки вокруг ангара за размышлениями и курением. То же, что он делал всё последнее время, пока заканчивал подготовку к похищению.

      Со стороны могло показаться, что просто какой-то странный дядька решил удариться в отшельничество и убраться подальше от мирской суеты. К сожалению, для одной-единственной женщины, это было не так.

      В районе пяти вечера Борис открыл холодильник, достал из него шоколадку, опустил её в глубокий карман брюк, где уже топорщилась бутылочка воды. Он перекинул через локоть одеяло и потянул за шнур провода, словно собачку за поводок, тепловую пушку.

      Первый признак паники накатил на Бориса, когда он вживую увидел посиневшую, зажатую в неудобной позе женскую фигуру. Изображение с камеры не могло полностью передать ужаса происходящего с человеческим телом в условиях дикого холода. На мгновение он замер, и когда первый испуг прошёл, хотел бегом броситься, чтобы согреть Наталью, но в последний момент удержался от этого порыва.

      «Это может быть всего лишь игра. Уловка. Нельзя забывать, с какой змеёй имеешь дело, даже если эта змея выглядит беспомощно».

      Борис постарался нацепить на себя маску холодного, отрешённого безразличия, но она треснула, стоило лишь услышать сломленный тихий голос девушки. Это был голос умирающего, потерявшего все силы на сопротивление человека, и Борису стало по–настоящему страшно.

      Но внутри него не было жалости, не было сострадания, нет. Его пронзил испуг. Боязнь того, что его вещь испортится до того, как он сотворит с ней то, что хотел, что запланировал.

      «Чёрт возьми, да она действительно еле живая. Надо что-то срочно сделать, пока не околела совсем!»

      В панике и суете Борис Ильич принялся отогревать пленницу. Он протопил комнату, уложил её на кушетку, чтобы ноги не отдавали тепло бетону,