Вороны вещают о смерти. Анастасия Командор

выражение. Он внимательно взглянул на меня.

      – И снова в твоём сердце неспокойно. Нужда опять привела тебя в лес. Уже приняла решение?

      Я покачала головой.

      – Нет, пока не приняла.

      Лихо медленно кивнул. Выражение его лица не изменилось, и сложно было судить, о чем думает.

      – Что ж, я в любом случае рад твоему обществу.

      Я вскинула на него удивленный взгляд. Никак не ожидаешь услышать такое от нечисти, разве что у него есть свои причины. Например, тянуть из человека жизненные силы или горести. Но непохоже, чтобы Лихо желал мне зла. Я глядела на него и ощущала так явственно, словно свое собственное – бесконечное одиночество.

      Какое-то время потребовалось, чтобы собраться с мыслями.

      – Я пришла, чтобы снова просить у тебя помощи.

      – Помощи?

      И опять в его спокойном лице нельзя было прочесть мыслей.

      – Наш волхв, Рябина, все ещё не вернулся, и не осталось в селе никого, кто умеет лечить. А ночью сильно заболел ребёнок, и я подумала, ну… вдруг ты подскажешь, как его вылечить.

      Дух склонил голову на бок, прищурился.

      – Лихо не помогает, а только приносит беду.

      – Но ведь ты помог мне.

      – Да, в обмен на дар.

      К этому я была готова, и потому не раздумывая выпалила:

      – Можешь снова вытянуть мое горе наружу, только скажи, как вылечить мальчика!

      Лихо замолчал ненадолго. Видно, размышлял. А у меня внутри все переворачивалось от напряжения, ведь без его помощи я не составлю правильный сбор. С такой болезнью ещё сталкиваться не приходилось.

      – Хорошо, – кивнул наконец Лихо. – Я научу тебя. В обмен на твое общество.

      – Общество? – изумилась я. – Неожиданный… обмен.

      – Нечасто в Чернолес люди забредают. А даже если и забредают по случайности – едва завидев меня, бегут без оглядки. Годы, или, может, десятки лет я говорил лишь с духами. – Он протяжно вздохнул, опустил плечи и с невыразимой тоской проговорил: – Все, что мы можем – наблюдать издалека за вашей жизнью. Наблюдать и представлять, что когда-то и у нас была другая жизнь.

      Столько крылось одиночества в этих словах, столько печали и безысходности, скорби по безвозвратно утерянному прошлому, что невозможно было не проникнуться сочувствием к нечисти.

      – Хорошо, – ответила я со слабой улыбкой. – Твое общество мне не в тягость.

      Лихо долго присматривался ко мне, будто бы удивленный таким ответом. Или, может, пытался прочесть в душе, не лгу ли я.

      А я не лукавила. Новый знакомый казался мне куда интереснее старых друзей из села, которые изо дня в день обсуждают одно и то же. Их закостенелые взгляды и поверхностные суждения, перенятые у родителей, лишь недавно стали так явно бросаться в глаза. И во всей этой одинаковости, в череде однообразных дней и похожих друг на друга людей Лихо стал глотком свежего воздуха, символом перемен. Он стал доказательством, что не все так однозначно в жизни, как пытаются представить люди.

      Или, может,