Медовый месяц в Париже. Фиона Харпер

ее семьи? Они не могли навестить ее и взбить ей подушки?

      – Я объяснился бы, если бы ты дала мне такой шанс, но невозможно ни о чем толком рассказать по телефону! – Он выглядел по-настоящему сердитым.

      Дженни испугалась, но вот он выдохнул через нос и посмотрел на нее внимательнее.

      – Когда-то она тоже была моей женой, Дженни. И существует то, чего ты не знаешь. Это касается моего первого брака… Я о том, что я узнал, когда приехал в больницу… Когда мы расстались, между нами осталось много недосказанного. Получив тот телефонный звонок, я понял, что ее ранения серьезные. Она просила меня приехать, и я должен быть дать Бекки возможность сказать то, что ей было нужно мне сказать, пока не стало слишком поздно. Ты ведь наверняка можешь меня понять.

      Дженни кивнула и впервые пристально посмотрела на Алекса. Его брови были нахмурены, плечи напряжены, а в глазах отражалась усталость, безнадежность и боль потери, которых она не замечала прежде. Задаваясь вопросом, что с ним произошло, она подавила желание обнять и утешить его.

      Почему она не заметила его состояния прежде, когда он появился перед ней на вечеринке? Да потому, что она всегда интересовалась только собственными ощущениями и чувствами. Несмотря на все попытки повзрослеть, Дженни осталась прежней беспечной эгоисткой.

      Она потерла ковер носком туфли. Внезапно на нее сошло осознание.

      – Ты мне многого не говорил, да? – Она не имела в виду его чувства к бывшей жене.

      Алекс выглядел слегка ошеломленным, хотя старательно маскировал свои чувства, но Дженни безошибочно заметила удивление в его светло-голубых глазах.

      Он кивнул:

      – Бекки умерла.

      Дженни вдруг стало трудно дышать.

      Бекки Дангерфильд умерла?

      Дженни посмотрела на Алекса. Он наблюдал за ее реакцией, его взгляд был унылым.