Светлая личность. Илья Ильф

наконец приговорен к десяти годам и работает в канцелярии допра, – это действовало только временно.

      При следующем сокращении Каин Александрович подымался и с упреком спрашивал:

      – Зачем нам Иванопольский? Зачем у нас служит управделами ПУМа? Его надо сократить в первую голову.

      Доброгласову снова доказывали, какая пропасть отделяет заслуженного бухгалтера Иоаннопольского от известного всему городу жулика Иванопольского, но Каин Александрович смотрел на объяснявшего белыми эмалированными глазами и говорил:

      – Вы кончили, товарищ? Ну, а теперь вы мне скажите, зачем нам, я вас спрашиваю, управделами ПУМа? Зачем? Воленс-неволенс, а я его уволенс.

      По всем этим причинам Евсей Львович не любил никаких волнений в отделе.

      Впрочем, никто в отделе не любил волнений: ни Лидия Федоровна, немолодая девушка со считанными волосами кудрявой прически, ни самый молодой из служащих отдела – Костя, ни товарищ Пташников, пищеславский знахарь, числящийся в ведомости личного состава инструктором-обследователем.

      Подобные Пташникову служащие водятся в каждом городе и даже в каждом учреждении. Это обычно недоучившиеся медики или родственники врачей, а то и просто любители поговорить на медицинские темы.

      К ним-то и обращаются за советом служащие, глубоко убежденные в том, что врачи страхкассы лечат неправильно, не учитывая новейших достижений научной мысли. Общение же с частными врачами невозможно, так как частные врачи, по мнению служащих, спекулянты и связываться с ними не стоит. Полным доверием пользуются только профессора, но посещать их мешает бедность.

      И все обращаются к собственному медику. Советы он дает охотно, денег за это не берет и, сияя отраженным светом родственного или знакомого ему медицинского светила, отличается универсальностью в познаниях.

      Пташников, сидевший за своим тонконогим столиком рядом со столом Филюрина, был прекрасным, знающим и совершенно бескорыстным учрежденским знахарем-колдуном. Особое уважение он внушал себе тем, что был двоюродным племянником известного в Ленинграде терапевта.

      Как только Каин Александрович затих в своем кабинете, к Пташникову подошел еще не успокоившийся Евсей Львович.

      – Ну, что? – спросил Пташников, останавливая бег своего пера и обратив к Иоаннопольскому круглое лицо. – Как адреналин?

      – Впускал, как вы говорили. С носом у меня теперь все благополучно, но знаете что, Пташников…

      Выслушав Иоаннопольского и рассмотрев мешки под его глазами, Пташников сказал:

      – Лучше всего, конечно, обратиться к профессору. К Невструеву, например.

      – А все-таки? – настаивал Евсей Львович.

      – Не знаю. Мне кажется, что у вас отравление уриной.

      На щеках Евсея Львовича проступил клубничный румянец.

      – Неужели уриной?

      – Видите ли, лучше всего вам все-таки обратиться к Невструеву. Может быть, это нервное.

      – Тут