Урга и Унгерн. Максим Толмачев

в высказываниях своего мнения. Мне бы очень хотелось дать свободу узникам, многих из которых я хорошо и довольно долго знаю, но влияние мое на государственные дела теперь сведено к формальным процедурам. Штурм бароном Унгерном Урги позволил моим давним врагам сместить меня, устранив от управления. По факту власть в городе перешла в руки военных генералов, которые далеки от идеалов гуманности и дипломатии. Они не делают различий между внешними вооруженными врагами и внутренними, к которым по очевидной ошибке отнесли и вас. Мне очень неприятно сообщать вам о том, что жизни узников тюрьмы теперь находятся под угрозой. Со дня на день мы ожидаем очередного штурма войсками Унгерна столицы Халхи. Мне стали известны планы генералов Го и Ма по подготовке обороны города. Эти планы включают в себя отравление всех без исключения заключенных в случае, если Унгерну удастся войти в город.

      Я сохранял молчание, позволив Чжэнь И продолжить. Мысли мои были неспокойны, такого варианта событий я предположить никак не мог. Генерал выдержал паузу, дав мне время осознать смысл сказанного.

      – Господин Рерих, вы видите, в какое безвыходное положение мы с вами попали. Я не могу противиться решению военных генералов и просто не способен изменить ход событий. Угроза нависла над вами и вашими собратьями по несчастью. Стремясь избежать ненужных человеческих жертв, я пытался предпринять несколько попыток изменить решение военных чиновников, но потерпел поражение. Упорствовать дальше я не нахожу разумным, поэтому стал искать обходные пути спасения если не всех, то хотя бы части пленников. На моем столе список тех, кто, возможно, сумеет избежать суровой участи, и ваше имя там тоже есть.

      – Чем же я заслужил ваше расположение?

      – Вы ведь ученый? Занимаетесь исследованием этого края, так написано в вашем деле. Кроме того, и шабинское ведомство за вас ходатайствует, вы ведь по нему проходите как лама.

      – Да, мне была оказана честь, жил при монастыре Манджушри и там же работал до начала волны арестов.

      – Вы буддист? – генерал с любопытством посмотрел на меня.

      – Разумеется, – подтвердил я. – Все ламы – буддисты, и я не исключение.

      – Я тоже буддист и, кроме того, в некотором роде ученый и исследователь. Подойдите-ка сюда. – Чжэнь И пригласил меня жестом к одному из стеллажей, на котором стояли книги на европейских языках, преимущественно немецком.

      Было тут несколько книг на французском, среди которых я обнаружил полное издание трудов Элизе Реклю, состоящее из двадцати пяти томов. Рядышком располагались книги Толля, Роборовского, Мушкетова и Федченко на немецком. Скорей всего, этот раздел стеллажа относился к «Азии». Чуть ниже были собраны работы Роборовского и Обручева, тоже на немецком, и целый ряд книг на китайском и даже японском. Я узнал сборник Арсеньева и оба тома Грумма-Гржимайло, недавно вышедшие в Питере, еще на полках