Сводные. Поиграем в кошки-мышки?. Ирина Муравская

же интересно.

      Может, из-за доверительного отношения, а может, потому что я оказалась более-менее вменяемым подростком, но презервативы в большинстве случаев так и не пригождались.

      Да и целом есть чем похвастаться: к двадцати годам я не курю, не принимаю запрещёнку, редко когда ужираюсь до состояния овоща и ещё не делала ни одного аборта. Достижение двадцать первого века, ёптыть.

      А, ну ладно. Есть грешок: матюкаться люблю, но кто идеален, верно?

      Точно не тело, сидящее рядом со мной с раздутыми как у хомяка щеками. Не, вы видели? Сгрыз целую палку в одно рыло и даже не подумал поделиться. Эгоист хренов.

      – Ты думаешь, я от них балдею? ― облизывая жирные пальцы, с трудом дожёвывает остатки колбасы Крестовский. ― Это лишь отличная возможность склеить легкодоступную дурочку, минуя стадию тупых свиданий с не менее тупым анкетированием. Встретились, сделали дело, разошлись. На кой хер мне знать: какой у неё любимый цвет, если завтра я её в лицо не вспомню?

      Мда. На самом деле я ужасаюсь и восхищаюсь одновременно его… Эм, вот прям даже не знаю, как это называть. Только мат и вертится на языке.

      – Позволь уточнить: ты давно у дяденек в белых халатах был? Проверься, а то мало ли.

      – На этот счёт можешь не переживать. Здоров как бык, хоть сейчас иди в космонавты. Но если для тебя это принципиально, могу справочку принести. Тогда дашь?

      Я с него худею. И буквально, и фигурально.

      – Крестовский, знаешь, что я хочу тебе сказать?

      – Ммм?

      – Ты просто эпический долбоёб.

      – Но хоть красивый?

      Хрюкаю от смеха.

      – Красивый, красивый. Жалко только, что идиот.

      – Что ж ты всё время обзываешься. Я ведь могу и рёмнем по попцу твоему очаровательному за это всыпать.

      – Уже очаровательному? Был же жирный совсем недавно.

      – Где жирный? Кто чушь такую сказал?

      – Ты.

      – Когда? А… Ооо… ― до него доходит. Правда почти сразу непонимание сменяется коронной усмешкой. ― Ля, а тебя задело. Ещё скажи, что из-за меня по утрам круги наворачиваешь?

      – Естественно. Надо ведь быть в форме, когда придётся убегать с места преступления. Потому что если не заткнёшься, обещаю, я тебя прирежу, ― с досадой отмахиваюсь, жалея, что за каким-то чёртом вообще заикнулась об этом. Ехидства ж теперь не оберёшься.

      Пресекая тему, вылезаю из своей малышки, чтобы достать из багажника большую тканевую сумку-чехол. Не столько тяжелую, сколько громоздкую из-за объёмной папки для черчения, лежащей внутри.

      – Скворцова, ― Крестовский тут как тут. Маячит рядом, подпирая бедром мой "Баклажанчик". Машину, в смысле. ― Я просто обязан уточнить, во избежание необоснованных претензий: зад у тебя бомбический. Мне нравится.

      – Только зад? ― накидывая лямку на плечо, хмыкаю.

      – Да не, у тебя в целом всё как надо.

      – Но узнать мой любимый цвет желания всё равно не возникает?

      – А чего его узнавать? Это и так очевидно, ― кивают на расцветку тачки.

      Укоряюще прицыкиваю, закрывая