Сила Божия и немощь человеческая. Сергей Нилус

где мне увидать старца Макария? – спросил я земляков.

      – Пойдем в церковь, – предложил отец Илларион, – он там, и я тебя подведу к нему под благословение.

      Батюшку Макария мы действительно застали на молитве в церкви. Шло бдение.

      Доложили ему обо мне:

      – Какой-то странник, батюшка, вас спрашивает. Желает вас видеть и сказывает, что он наш с отцом земляк, – доложил старцу отец Илларион.

      Надо сказать, что Пономаревым я при встрече не успел ничего другого объяснить, кроме того, что я ихний земляк: ни имени моего, ни фамилии они не знали, да и во всей Оптиной меня никто знать не мог.

      – Где он? – спросил старец.

      – Стоит у церкви.

      – Приведи его ко мне.

      …Отец Илларион ввел меня в церковь и подвел к старцу. С замирающим от волнения сердцем я упал ему в ноги, а когда встал, старец, благословляя меня, сказал:

      – Э, да это, знать, Федор!.. Дивное прозрение…

      – Откуда ты сегодня пришел?

      – Прямо из Калуги, – ответил я, вне себя от изумленной радости, представ перед дивным старцем.

      – Так веди ж его скорей в трапезу, – сказал батюшка отцу Иллариону, – да скажи повару, чтобы он хорошенько, чем Бог послал, его накормил… Да, ты уж после ужина-то не ходи ко бдению, – обратился ко мне старец, – ложись спать, а то ты устал, голодный!

      Правду сказать, и голоден я был, да и было мне с чего устать, пройдя за день более шестидесяти верст.

      В трапезе меня накормили досыта. Смотрю, отец Илларион тащит мне подушку…

      – Это мне к чему ж? Я еще хочу пойти ко бдению, – сказал я отцу Иллариону.

      – Старец не благословил, а велел спать ложиться, – возразил отец Илларион.

      Пришлось умерить свое усердие. Ложась спать, я попросил отца Иллариона побудить меня к обедне и… заснул сном крепчайшим. Это была первая моя ночь в Оптинском скиту. Ни снов, ни видений: как лег, так и заснул беспробудно до следующего утра.

      XX

      Высоко стояло солнышко на небе, когда поутру тот же инок пришел в трапезную и разбудил меня. Был уже восьмой час утра.

      – Ну, земляк, – сказал он мне, – батюшка отец Макарий прислал за тобой, чтобы шел к нему в келью чай пить.

      – А как же обедня-то?

      – Обедня? Обедня-то уж отошла, и батюшка за тобой послал, придя от обедни. Я у батюшки келейником, и будить тебя к обедне он меня не благословил. Не скорби о том, что проспал обедню – это так старцу было угодно, и послушание паче поста и молитвы. Вот завтра, живы будем и Господу будет угодно, разбудят тебя в два часа, тогда вставай, только не ленись!

      При этих словах мы подошли к келье старца, отец Илларион мне сказал:

      – А как взойдешь к старцу, будь посмелей и говори ему все откровенно, как отцу, да взойдя помолись и потом поклонись старцу до земли – такое у нас чиноположение.

      А я не только готов был кланяться, но и ноги целовать старцу и землю, на которой следы стоп были его…

      Когда мы взошли в прихожую старцевой кельи, батюшка отец Макарий