Сила Божия и немощь человеческая. Сергей Нилус

было решаться, и я со скорбью в сердце пошел к парому. Паром стоял под другим берегом на Оптинской стороне. У парома суетился перевозчик – старичок лет шестидесяти…

      – Дедушка! – стал кричать я ему, – перевези меня на тот бок!

      И он мне ответил протяжно, по-стариковски:

      – Сей-час, род-но-ой! – и подтянул паром к моему берегу. Тихонько передвигал он старческими своими руками канат, и когда мы были уже на середине реки, вдруг зазвонили в Оптиной во все колокола. Шла всенощная, это был второй звон. Мой старичок-перевозчик осенил себя крестным знамением и, поглядев на меня пристально, сказал:

      – Вот еще какого перевожу: в первый раз и со звоном!.. Да ты, мальчик, откудова?…

      – Из Саратовской губернии!

      – Из Саратовской? Эва, откуда! Издалека ж ты пришел. Что ж, есть у тебя тут родные, что ль?

      – Нету, дедушка, нет никого.

      – Да к кому ж ты идешь?

      – Да старец тут у вас есть какой-то, отец Макарий!

      – Есть, брат, есть – он в скиту живет – в скит ступай, там его и найдешь.

      Переехал я через Жиздру и прямо пошел в церковь, где шла служба. Это был храм, как я потом узнал, во имя Введения во храм Пресвятой Богородицы. В церковь нельзя было пробраться – столько набралось народу, и я встал у двери направо… Ноги мои от усталости и от дорожной пыли, что набилась в обувь, горели, как в огне. Простоял я с полчаса, больше не мог уж и терпеть, и, выйдя из храма, сел на ступеньки паперти, разулся и стал из портянок выколачивать пыль… Ко мне подошел престарелый инок с седой бородой и спросил:

      – Ты это, брат, откудова?

      Я ответил. Он не удовлетворился моим ответом и продолжал:

      – Эва, откуда! Далеко!.. А ныне-то откуда пришел?

      – Из Калуги.

      – Что ж, родственники у тебя, что ль, здесь есть?…

      – Нет, батюшка, ровно никого – ни родственников, ни знакомых…

      И с этими словами я заплакал… Старичок-монах с любовью и необыкновенно теплым участием опять обратился ко мне с вопросом:

      – Что, аль к нам в обитель послужить пришел?

      – Да, батюшка, – ответил я, – желаю быть монахом… Где, скажите мне, найти тут старца отца Макария – я про него слыхал в Сергиевой лавре?

      – О, любезный мой! Так иди ж к нему скорее, а то кабы в скиту не заперли ворота.

      И добрый старец проводил меня до самого скита и, прощаясь со мной у калитки, ласково сказал мне:

      – Ну, теперь иди с Богом! Мне ведь все странники родные: я сам, брат, по-твоему, много прошел… Ну, ступай, иди с Богом. Мир тебе!

      XIX

      В те времена, когда со мной совершились эти события моей жизни, скитский лес был куда гуще и величественнее, чем теперь, и в вечном полусумраке его святой тайны Божьего девственного создания, догорающий день быстро сменялся мраком ночи, и ночная тень ложилась плотнее и гуще, чем на просторе обширного Оптинского монастырского двора. Дивно красив был в это время скитский лес, когда в благоговейном трепете подходил я со своим путеводителем к святым