Игла в квадрате. Алесь Кожедуб

по дому только и слышалось:

      – Оля! Ты зачем собираешь щепки? Оля! Ты зачем тащишь уголь?

      – Зачем, зачем, – отвечала Ольга, как некрасовский Мужичок с ноготок, – печку топить.

      – Оля, прекрати, – волновались соседки, но та их не слушала и продолжала волоком волочь в дом ведро с углем.

      Через четверть часа соседки замечали дымок над трубой – Оля топила печь, а они по очереди забегали в дом Коротуна приглядеть, чтобы ребенок не сгорел, да, избави бог, огонь не перекинулся на их избы.

      Такой я ее знал. Но на вокзале увидел совершенно иную девушку. Удивительно, как я мог не заметить ее раньше, наверное, спал долго. Она выросла, оформилась, и от той девчонки остался только курносый нос…

      В Новосибирске нас как самую малочисленную команду разместили в гостинице при стадионе.

      Гостиница как гостиница. Комнаты на двоих, кровати деревянные. Только в номерах окна большие и потолок скошенный – гостиница под трибунами располагалась. Здесь же, шокируя наших школьников развязными манерами и джинсовым облачением, проводила сборы местная футбольная команда. Их тренер пытался держать футболистов в ежовых рукавицах: он лично «отбивал» команду, лично приходил на подъем, а по вечерам, собираясь домой, строго наказывал администраторшам, молодым женщинам, докладывать ему обо всех случаях нарушения режима, особенно о самовольных отлучках после отбоя. Питомцы знали о поставленных администраторшам задачах и откупались шоколадками. И если бы тот тренер обладал таким даром ясновидения, как у меня, он смог бы точно вычислить, сколько его воспитанников отсутствовало ночью, – стоило лишь посчитать шоколадки, которые по утрам администраторши перекладывали из холодильника в сумочку…

      Ну, я отвлекся. На том стадионе была прекрасная тартановая дорожка, она с результата на сто метров добрых две десятки сбрасывала. Я бегал там до армии, помню. Но, наверное, я действительно отяжелел и потерял былую резвость – не помогла мне дорожка: как и в поселке, пробежал я за одиннадцать и девять… В тот же день был забег на полторы тысячи метров, и звезда нашей команды не вошла даже в десятку лучших.

      Братов вышел из себя. Он накричал на Ольгу, наговорил ей, что не будет с ней работать, что ей не стоило приезжать в Новосибирск, что она бездарь, что… В общем, наговорил он ей много чепухи, которую в случае провала говорят не столько тренеры, сколько плохие режиссеры.

      Видимо, всем этим Братов пытался как-то вызвать в Ольге спортивную злость, но он ошибся. Он не знал Ольгу так, как знал ее я. Она не оправдывалась, ни слова не сказала, а только исподлобья, как когда-то в детстве на учительницу, посмотрела на Братова, и тут я понял: звезда наша закатилась… Да и, если честно говорить, я не верил в то, что Ольга сможет стать хотя бы призером. Упрямства в ней было много, но на нем одном далеко не уедешь… Коле бы с ней над техникой поработать, да и с тактикой бега на средние дистанции ознакомить не мешало бы, но тренер был такой же упрямый, как и Ольга, и видел во всем лишь ее нежелание работать.