Опасные гастроли. Далия Трускиновская

сквозь ограду поглядывают, что-то высматривают, перешептываются. С полчаса, я чай, ходили и ушли совсем.

      Гаврюша слушал эту беседу и, кажется, усмехался. Когда у человека рот не обычный, а наподобие полумесяца, с приподнятыми остренькими уголками, то и не понять, ехидничает или просто так молчит.

      – А что за люди? – спросил я. – Не цыгане, часом? Те вечно насчет лошадей промышляют.

      – Подлого звания, барин. Не цыгане, куда там! Белобрысые, тощие. В лаптях на здешний лад, в кафтанишках серых, холщевых, в круглых шляпах. Откуда-то втроем прибежали, послонялись и убежали. Я к ним особо не приглядывался, но у одного кафтанишка сбоку вроде в смоле изгваздан и в опилках.

      – Может, хорошеньких наездниц увидеть хотели. Это нам с тобой, Свечкин, бабья не надобно, а им – на ножки посмотреть…

      – Тьфу, – мрачно изрек Гаврюша. – Поздно их всех женят, вот в чем беда. Вот и соблазняются…

      Тут я ужаснулся.

      Случалось мне, грешному, бывать за кулисами, случалось! Идешь, примерно, по узкому коридорчику, а тебе навстречу – сильфида бежит с голыми плечиками, коленки из-под юбочки мелькают! И не захочешь, а вытаращишься. В цирке, надо полагать, то же самое, актеры и актерки друг дружки мало стесняются. И каково же будет моему толмачу? Что ж мне, его с закрытыми глазами, за руку, в кабинет де Баха вести?

      – Сам-то ты женат? – осторожно спросил я. Женатого-то коленками не испугаешь…

      – Осенью батюшка женить обещал, уже невесту посватали.

      Это было прескверно. Яшка, черт кудлатый, и не подумал, куда посылает своего ловкого приказчика! Сам-то набаловался и угомонился…

      – А лет тебе сколько?

      – Двадцать стукнуло. Придется жениться… – буркнул он.

      – Что ж тут плохого?

      – А то, что девство нарушу. Но это ненадолго. Как дети родятся, я от жены прочь пойду. Вернусь в девство. Без детей ведь тоже нельзя.

      – Сам до такого додумался? – в превеликом удивлении спросил я.

      – У нас так заведено. Муж и жена после обручения и молиться вместе со всеми не могут, потому что вне девства.

      – Ты хотел сказать – после венчания?

      – У нас не венчают. Обручают в моленной, и все знают, что это и есть брак, то бишь, совокупление.

      Вид у Гаврюши был такой, словно мысль о совокуплении была для него хуже горькой редьки.

      – Ладно… – пробормотал я, с ужасом думая о Гаврюшиной встрече с наездницами. – Глядишь, и обойдется. Ну что, орлы, составляем диспозицию?

      – Составляем! – радостно отозвался Тимофей. – Я наблюдал, когда это цирковое начальство приходит и уходит. С утра они там лошадей гоняют и учат, сам директор в шлафроке, который старее Дендерского зодиака, ходит с бичом, а то и в одних портках и рубахе верхом выезжает. Потом он переодевается и с супружницей своей, с сыновьями и еще какими-то людьми из цирка уходит. Возвращается незадолго до того,