Инферно.ру. Ольга Романова

в цифры. – Что ты видишь?

      – Два плюс два….

      – Да нет же, – кот мотнул головой. – Я спрашиваю тебя, что ты видишь, а не то, чему тебя научили.

      Мышонок задумался: «Если это не дважды-два-четыре, тогда что это? Думай, тупица! Может…,» – внезапно его озарило, – «стоит зайти с другой стороны? Не складывать, а, предположим…, придвинуть цифры одна к другой».

      – Двадцать два! – выпалил он, понимая, что будет осмеян учителем.

      Кот Учёный смеяться не стал.

      – Уже не плохо, – похвалил он мышонка. – А ещё на двух лебедей.

      По взмаху дубовой палочки, две бездушные двойки превратились в белую пару прекрасных и гордых птиц.

      – Знание, – тихо продолжил учитель, – я говорю о настоящем знании, а не о мёртвой формуле, не косноязычно. Оно пластично и может принимать различные формы. Ты, – он сделал ударение на «ты», – творец и как всякий творец, можешь решать, чем будет творение: простой арифметикой (и тогда, дважды два, действительно, четыре) или….

      – Птицами! – воскликнул мышонок, обрадованный открывшимся для него возможностям. – Давайте ещё!

      – Три плюс три.

      – Тридцать три и…, если добавить ещё одну тройку, будет шёрстка барашка, или облака, или….

      – Всё верно. Мир творчества – не имеет границ, как не имеет их Бог. Ты знаешь, Кто такой Бог?

      – Не знаю, – признался мышонок.

      Кот Учёный как-то печально вздохнул, затем тряхнул головой и тихо сказал:

      – Я тоже.

      Мышонок, решив, что это такая шутка, радостно рассмеялся.

      – Ты думаешь, это смешно?

      – А разве нет? – удивился мышонок.

      – Что смешного в том, что я не знаю Творца, что я слеп в мире миров, что я – одинок? Я повторяю за великим Сократом: «Я знаю, что ничего не знаю,» – и плачу. Разве это смешно?

      – Нет.

      – Мне думается, каждый, хотя бы немного мыслящий, должен горевать над своим несовершенством, а не смеяться над тем, что ему недоступно.

      – Но я не могу….

      – Чего ты не можешь?

      – Горевать над своим несовершенством. Ведь я же не знаю. Как можно горевать о том, чего ты не знаешь?

      – Просто, поверь, – ответил учитель и тихо добавил, явно наслаждаясь латынью: Et sepultus resurrexit; certum est, quia impossibile.22

      Он посмотрел на мышонка, о чём-то задумался, затем, поднявшись с травы на задние лапы, стал декламировать Пушкина:

      Движенья нет, сказал мудрец брадатый.

      Другой смолчал и стал пред ним ходить.

      Сильнее бы не мог он возразить;

      Хвалили все ответ замысловатый.

      Но, господа, забавный случай сей

      Другой пример на память мне приводит:

      Ведь каждый день пред нами солнце ходит,

      Однако ж прав упрямый Галилей.23

      – Ты знаешь Галилея? – быстро спросил он мышонка.

      – Нет.

      – Значит, его тоже не существует.

      – Да ну нет же! – воскликнул сбитый с толку зверёк. – А его портрет в учительской? Я видел его портрет! Значит, он существует! Существовал….

      – Изображений

22

«И, погребённый, воскрес – это несомненно, ибо невозможно». (Тертуллиан)

23

А. С. Пушкин