Мармарис. Ниль Блэк

Ли Ханна, если бы собственными глазами не видел, как она ведет себя с людьми, то девушка показалась бы ему милой, даже интересной. Удивительно, как ее детская, прямо сейчас кажущаяся невинной внешность по желанию сменяется на стервозную и отталкивает за секунду.

      Ханна читает контракт внимательно, нарочно тянет, видит как мужчина торопится, поглядывает на часы. Вроде бы все интересные Ханне пункты на месте, в том числе есть пункты об отказе от ребенка. Ханна еще раз пробегает взглядом по строкам и, наконец, подписывает.

      – Мне ведь необязательно его вынашивать? – притягивает колени к груди девушка и внимательно смотрит на мужчину. – Почему ты настаиваешь на моем прямом участии?

      – Учитывая, сколько я тебе плачу и то, как я тебе не доверяю, для безопасности малыша будет лучше так, – отрезает Гидеон.

      – Я не хочу, чтобы меня раздуло, – ноет Ханна, на мгновенье возвращает ту вечно недовольную всеми и всем девушку, которая Гидеона, как ни странно, сейчас не раздражает, а даже умиляет своими обиженно надутыми губками, – я стану уродливой, а я собираюсь замуж за крутого мужчину. Какой крутой мужик захочет родившую толстую девушку?

      – Мужчине должно быть плевать на все это. Или ты не веришь в любовь? – Гидеону, кажется, нравится раззадоривать ее.

      – Любовь? – слишком фальшиво хохочет Ханна. – У меня роскошная внешность, и я это знаю. У меня прекрасная родословная. И это мои активы. Семьи я лишилась, а ты хочешь лишить меня внешности из-за какого-то выродка.

      – Не смей так говорить о моем ребенке, – мрачнеет Гидеон, которого и правда задевает это слово.

      – Которого пока нет, – фыркает Ханна.

      – На днях ты посетишь больницу, сдашь анализы и начнешь готовиться. Не нарушай условия, и тогда я их тоже не нарушу, – поднявшись на ноги, берет бумаги со столика мужчина.

      – Я бы хотела позвонить маме, – подскакивает следом девушка.

      – Что ты ей скажешь? – с ядовитой усмешкой спрашивает Гидеон.

      – Что скучаю, – бурчит Ханна и прячет глаза, которые накрывает пеленой печали, стоит вспомнить о родителях.

      – Они ведь могут потребовать тебя назад, но что-то никто не требует. Они знают, что тебя не получат, но что им мешало хотя бы предпринять этот шаг? – напирает Гидеон, не жалеет чувства девушки. – Они уже решили для себя, что ты враг. Никто в Кале не дал тебе шанса оправдаться, никто не захотел выслушать. Хочешь – звони, я не запрещаю.

      – Не буду, – отступает Ханна и, сдавшись, опускается обратно на диван. Она понимает, что он прав, и сама об этом думала, но слышать это со стороны оказалось еще больнее. Отец мог бы прислать медиаторов, мог бы поднять вопрос и вынести его на международный уровень, но, видимо, Ханна этого не стоит. Видимо, лгали те, кто говорил, что плохих детей не бывает, и родитель останется со своим ребенком, даже если весь мир от него отвернется.

      – И еще, – поворачивается у двери Гидеон, – ты начнешь выходить в город, и люди знают тебя в лицо, спасибо вашим телеканалам, будь аккуратнее.