Бандиты. Обрученные пламенем. Елена Абернати

голос звучит ото всюду, создавая ощущение западни. Ловушки, и которой мне уже никогда не выбраться. Западни, в которую вошла сама, чтобы сбить его ищеек со следа. Чтобы спасти, и защитить самое дорогое, что у меня осталось на этом свете.

      Открыла глаза, желая взглянуть прямо своему ужасу в лицо, но ничего кроме кромешной тьмы разглядеть так и не удалось.

      Судя по спертому вонючему воздуху, и по ощущениям, мне на голову нацепили какой-то старый грязный мешок. В рот вставили кляп, типа резинового мячика, и стянули ремешки вокруг затылка. Чтобы лишний раз не орала, и не смогла позвать на помощь.

      Замерла, вся превратилась в слух. Прислушиваясь к громким шагам ублюдка. Он, запугивая, кружил вокруг меня злобным бешенным зверем. Сгорал от ярости, скрипел зубами от беспомощности.

      Значит, если я до сих пор жива, если не убил, а продолжает пытать и мучить, мое солнышко далеко отсюда.

      Мне наконец, удалось спрятать мое сокровище так далеко, так надежно, что даже отчиму, с его огромными связями в криминальном мире, не по силам отыскать.

      Значит, я старалась не зря.

      Когда отчим сдернул с меня пыльный мешок, я мысленно широко улыбалась. Да я бы смеялась во все горло, если бы не проклятый резиновый кляп. От которого уже пересох рот, и потрескались уголки губ. Жесткий шарик настолько плотно закрывал рот, я даже не смогла смочить губы слюной. Лишь чувствовала, как от уголков потрескавшихся губ стекают на подбородок капельки крови.

      Он не нашел!

      От резкого, ударившего по глазам яркого света на мгновение зажмурилась. Боль в глазах, после нескольких дней кромешной темноты казалась непереносимой, по щекам потекли слезы. Лишь через несколько мгновений я смогла проморгаться, пока глаза привыкали к свету.

      – Смотри на меня, шалава! – в лицо ударило свежее ментоловое дыхание, смешанной с его мерзким сладковатым запахом. Отчим вцепился в мои волосы, с силой дернув на себя, заставил запрокинуть голову. – Открой глаза, когда я с тобой разговариваю!

      Понятия не имею, чем мой отчим поливался, или в чем купался, но вонял он знатно.

      Брезгливо усмехнулась, и открыла глаза, почти привыкнув к резкому свету. Взглядом выражая все свое презрение, всю лютую ненависть, что испытывала к этой твари.

      Теперь, осознав, что у него ничего нет, что он ничего не нашел, страх и ужас исчезли.

      Я не боялась за собственную жизнь, за то, что этот больной на голову ублюдок может со мной сделать. Больше не боялась.

      На этот раз, я все слишком хорошо спрятала, настолько далеко, что ни этому ублюдку, ни его извращенцам дружкам ничего не найти.

      Никогда.

      И чтобы сохранить свою тайну, я пойду на все. Выдержу любые пытки, пройду огонь, воду и медные трубы, если придется. Сделаю все, что угодно, чтобы сохранить свою тайну.

      – Смотри на меня, тварь! Говори! – Отчим больно впился пальцами сардельками в мои щеки. Другой рукой продолжая тянуть за волосы. – Говори, где документы? Куда ты все спрятала?

      – Вадик, ты ей кляп то сними, – жестко ухмыльнулся голос одного из его не менее мерзких дружков. – Порвешь такой сладкий ротик, а у меня на него столько планов.

      Отчим отпустил мои волосы, расстегнул застежку на затылке, дернул ремень со всей силы, что губы потрескались еще больше. От сильного рывка отчим даже не заметил, что вырвал клок волос, запутавшихся в застежке.

      Я с трудом сомкнула пересохшие губы, провела по ним языком, смачивая слюной слизистую. Пить хотелось неимоверно, но окружившие меня отчим и трое его дружков не спешили давать воды.

      Меня передернуло, от пошлого, сального взгляда Баракуды, которым он пожирал мой рот, при этом потирая вздыбленную ширинку.

      – Говори, где они? – прошипел один из друзей отчима. – Хочешь пить? Говори!

      Жажда сводила с ума, пить хотелось неимоверно, я пожирала взглядом стакан с водой в руках ублюдка. Сглатывала остатки слюны, смачивая пересохшее горло. Сгорала заживо от жажды, но продолжала молчать.

      – Бизон, дай ей воды, – подал голос второй ублюдок, – а то сдохнет еще до того, как успеет все рассказать.

      Бандит приложил к моим губам стакан, давая напиться. Остатки воды выплеснул мне в лицо.

      – А теперь, говори, куда ты все спрятала? – вмешался отчим, отвесив мне оплеуху. – Говори, шалава!

      – Да пошел ты, ублюдок, – прошептала с трудом, осознавая, что подписываю себе смертный приговор. – Ты никогда ничего не найдешь. Никто из вас никогда ничего не найдет! – со всей души плюнула отчиму в лицо, с удовольствием наблюдая, как перекосило его потную мерзкую рожу.

      В этот момент, за себя я не боялась, плевать, что эти твари сделают с моим телом. На все плевать. Главное, выстоять, не рассказать, не произнести ни звука!

      Твердила я мысленно словно мантру, представляла, что у меня нет голоса. Что я не могу говорить, не смогу рассказать им…

      От моего молчания все четверо словно с катушек слетели. Сдернули меня со стула, и со связанными руками кинули на железную