Приключения Никтошки. Лёня Герзон

медицинской энциклопедии, которую он сам написал. Там рассказывалось, какая это опасная болезнь и как по весне, нанюхавшись ароматов цветов, людишки заболевают веснухой и сходят с ума.

      Бабаяге надоело, что из-за ее красоты все смотрят на нее, как на чудо, и она нарочно, перед тем как выйти из дома, стала мазать лицо сажей, а вместо одежды надевать грязные, рваные лохмотья. Как раз тогда она и выдумала себе это имя: Бабаяга и всем, кто спрашивал, говорила, что ее так зовут.

      Но ничего это не помогло. Натерев волосы жидким мылом и высушив потом феном, чтобы были как мочалка, намазав золой щеки, в грязном, разорванном платьице, в котором дыр больше, чем материи, Бабаяга все равно была самой красивой малянкой в городе. Некоторые малянцы так прямым текстом и заявляли: в лохмотьях, с чумазым лицом она, мол, намного симпатичнее, чем другие малянки, которые носят модные платья и пользуются косметикой. Особенно малянцы вроде Пустомели, которые и сами-то не любят мыться. Надо ли говорить, что после таких высказываний малянки Цветограда, почти все до единой, возненавидели Бабаягу.

      С ней дружила одна только Кнопочка. Кнопочке было наплевать на собственную красоту. Она никогда не смотрелась в зеркало, надевала на себя что попало, в жизни не красилась, и малянцы ей были глубоко безразличны.

      – О, почему, почему они считают меня главной крайсавицей? – жаловалась бедная Бабаяга подруге, по-иностранному выговаривая слова.

      В ее родном языке звуки в словах часто идут в другом порядке, поэтому многим цветоградцам трудно бывает понять речь Бабаяги. Но Кнопочка давно привыкла к акценту подруги и не обращала на него внимания.

      – Почему, – жаловалась та, – почему смотрят на меня, как на скультпуру в музее или чудно-юдный цветок? Щёки гуталином мазала, на волосы оликвовую маслу лила, перцем насыпала, даже макаронами! На улицу выхожу – платье рнваное, грянзое. Ничего не погомает. Глядят, откроя рот – вот и всё! А я совсем не чудно-юдный цветок и не скультпура! Я – обычная малянка, такая же, как все. И между прочим, я тоже личность, не меньшая, чем они. Я не красотка с ангельным лицом! У меня, между прочим, душа есть!

      Бабаяга плакала, а Кнопочка утешала ее.

      – Ну что ты… другие счастливы были бы иметь такие огромные зеленые глаза и такие длинные ресницы, как у тебя. Я, правда, этого тоже не понимаю, но Ласточка мне говорила, что, если бы у нее были ресницы ровно в два раза короче твоих и пусть даже не такие густые и не рыжие, а просто коричневые – она бы была на седьмом небе от счастья.

      – Но я-то от всего этого совсем не попала на седьмное небо! – всхлипывала Бабаяга. И крупные прозрачные слезы текли по ее прекрасным щекам.

      – Не расстраивайся. Другие твоей красоте завидуют. Но что в этом хорошего?

      – Вот именно, что ничего нет хооршего.

      – Нет, я имею в виду, для них – что хорошего завидовать-то? Зависть – плохое чувство.

      – Ты хотя бы меня не завидаешь?

      – Ну что ты… как ты можешь так думать? И знаешь… не обращай на них внимания.

      – Вот