.

незнакомцем.

      Наморщив нос, словно раздумывая, Клара в ответ протянула:

      – Знаешь, мне кажется это все из-за усов. Видала, какой он с ними важный, солидный. Почему-то мужчины с усами мне внушают доверие. Наверное, потому что сосед Шакирзян абы усатый был. Я тебе о нем рассказывала. Глаза синие-синие, вокруг морщинки от улыбки и пышные усы, с людьми приветливый, отзывчивый. Ко мне всегда такой добрый был, никогда не забуду! – Немного подумав, она тихо добавила: – Еще мне кажется, что, чем дальше мы от Казани, тем легче на душе, будто что-то невидимое рвется, трещит по швам и больше не держит. – С этими словами Клара отвернулась к окну и затихла.

      Вера пристально вглядывалась в профиль сидящей напротив девушки. Есть в ней что-то особенное, то неуловимое качество, которое не каждый может заметить и оценить: удивительная смесь девичьей робости и глубоко скрытого темперамента, сила которого не известна пока даже самой Кларе, но уже проявляется в упрямо вздернутом подбородке и привычке всегда держать спину прямо.

      Так уж вышло, что с самого первого дня знакомства и на протяжении последних лет, Вера во всем опекала свою дорогую Ларочку: была ей и лучшей подругой, и старшей сестрой, и самой верной советчицей, и наперсницей заветных девичьих грез. Вместе делили девушки комнату в общежитии, вместе учились, взрослели, мечтали. И вот теперь вместе они направляются на Север.

      Вера знала, что Клара не любит говорить о своем прошлом. Редкие откровения дали понять, что детство девушки не было безоблачным, а самое безболезненное воспоминание то, как однажды ночью собрала она свои вещи и ранним утром, пока домашние спали, ушла из отчего дома. Ушла, не оглядываясь и ни о чем не сожалея, забрав с собой единственную сохранившуюся ценную вещь – отцовские часы. Мачеха все равно пропила бы, а Кларе они дороги как память о самом родном человеке.

      Вот и сейчас отцовский хронометр отсчитывал секунды их новой жизни в такт постукивающим колесам уносящегося вдаль поезда.

      Киров встретил хорошей погодой и бабушками в платочках, торговавшими всякой снедью. Они бойко предлагали высыпавшим из вагонов пассажирам отварной картофель, хлеб, яйца, редис, зеленый лук.

      Вера отправилась уточнить расписание, а Клара осталась на перроне с вещами. Проходившая мимо торговка сунула девушке под нос блюдо с вареными раками, щедро посыпанными укропом. Клара испуганно уставилась на огромные клешни.

      – Бери, бери, дочка, – засуетилась хозяйка. – Старик мой с утра с Вятки принес. Улов свежий, с кваском нашим кировским самое то будет.

      Девушка, зажмурившись, помотала головой: раков она никогда не пробовала и, хоть была голодна, к такому подвигу оказалась не готова.

      – Мне бы пирожок лучше. Нет у вас?

      – За пирожками – к Ляксевне. Вон, видишь, у фонарного столба она. Ты давай сбегай, котомки твои я посторожу, заодно и передохну – устала уже ходить-то.

      Ляксевна оказалась высокой дородной женщиной с зычным голосом.

      – Перашки, горячие перашки, – выкрикивала она,