Принц и нищий. Марк Твен

своей обычной находчивостью поспешила вывести его из затруднения. Она сделала ему реверанс и спросила:

      – Ваше высочество, брат мой, разрешите нам удалиться?

      – Поистине, миледи, вы можете просить у меня чего угодно, – сказал Том, – но я охотнее исполнил бы всякую другую вашу просьбу, – поскольку это в моих скромных силах, – чем лишить себя благодати и света вашего присутствия, но прощайте и да хранит вас Господь!

      Он усмехнулся про себя и подумал: «Недаром в моих книгах я жил только в обществе принцев и научился подражать их цветистым учтивым речам!»

      Когда знатные девы ушли, Том устало повернулся к своим тюремщикам и сказал:

      – Не будете ли вы так любезны, милорды, не позволите ли мне отдохнуть где-нибудь здесь в уголке?

      – Дело вашего высочества – приказывать, а наше – повиноваться, – ответил лорд Гертфорд. – Отдых вам воистину потребен, ибо вскоре вам предстоит совершить путешествие в Лондон.

      Лорд прикоснулся к колокольчику; вбежал паж и получил повеление пригласить сюда сэра Уильяма Герберта. Сэр Уильям не замедлил явиться и повел Тома во внутренние покои дворца. Первым движением Тома было протянуть руку к чаше воды, но бархатно-шелковый паж тотчас же схватил чашу, опустился на одно колено и поднес ее принцу на золотом блюде.

      Затем утомленный пленник сел и хотел было снять с себя башмаки, робко прося взглядом позволения; но другой бархатно-шелковый назойливый паж поспешил опуститься на колени, чтобы избавить его и от этой работы. Том сделал еще две или три попытки обойтись без посторонней помощи, но ни одна не имела успеха. Он наконец сдался и с покорным вздохом пробормотал:

      – Горе мне, горе! Как еще эти люди не возьмутся дышать за меня!

      В туфлях, в роскошном халате, он наконец прикорнул на диване, но заснуть не мог: голова его была слишком переполнена мыслями, а комната – людьми. Он не мог отогнать мыслей, и они остались при нем; он не умел выслать вон своих слуг, и потому они тоже остались при нем, к великому огорчению Тома и их самих.

      Когда Том удалился, его знатные опекуны остались вдвоем. Некоторое время оба молчали, в раздумье качая головами и шагая по комнате. Наконец лорд Сент-Джон заговорил:

      – Скажи по совести, что ты об этом думаешь?

      – По совести, вот что: королю осталось недолго жить, мой племянник лишился рассудка, – сумасшедший взойдет на трон, и сумасшедший останется на троне. Да спасет Господь нашу Англию! Ей скоро понадобится помощь Господня!

      – Действительно, все это похоже на истину. Но… нет ли у тебя подозрения… что… что…

      Говорящий запнулся и не решился продолжать: вопрос был слишком щекотлив. Лорд Гертфорд стал перед Сент-Джоном, посмотрел ему в лицо ясным, открытым взглядом и сказал:

      – Говори! Кроме меня, никто твоих слов не услышит. Подозрение в чем?

      – Мне очень не хотелось бы выражать словами, милорд, то, что у меня на уме, ты так близок ему по крови. Прости, если я оскорблю тебя, но не кажется