Репликация. Книга первая. Ву Вэй

дверей – генерал Родригес с тремя министрами. Сенаторы уже находились в зале торжеств, украшенном белыми и оранжевыми георгинами. ^[2]

      Все были в сборе и ждали прибытия канцлера. На улице играли ансамбли мариачи, ^[3] с разных сторон доносились звуки гитары, виолы, трубы. Народ еще не закончил празднование Дня Весны, нарядные одежды не были спрятаны в сундуки и шкафы, все вокруг пестрело буйством красок и слепило блеском расшитых сомбреро. Праздник сегодня был полновластным хозяином города и страны, и на его фоне даже блистательный Зигфрид Бер казался не более чем разряженным карнавальным актером, чья «коронация» как нельзя лучше вписывалась в традиционный размах всеобщего радостного разгула.

      День занимался жарким, как обычно и бывает в Солерно в это время года. Щедрое солнце в бездонном голубом небе, ни единого намека на облака, не говоря уже о дожде, не оставляли сомнений, что новоиспеченный правитель страны спрячется под сводами дворца, спасая кожу от сухого воздуха и высокого ультрафиолета.

      О Зигфриде Бер в народе ходили разные слухи: и что он невероятно спесив, и что богат, как никто и нигде, и беспощаден, и хитер, и много какой еще. Но среди прочих был и слух, что канцлер маниакально заботится о своем здоровье и внешнем виде и неустанно печется о всякого рода соответствиях. Поэтому простой народ давно придумал ему «почетное» прозвище Трепетун, а после того, как канцлер самоназвался Избавителем, два этих титула слились воедино и произносились шепотом под страхом смерти от надрыва живота: Избавитель -Трепетун…

      Зигфрид Бер пока еще не нашел кандидата на роль своей тени, а потому не был в курсе всего, что говорят о нем люди. Самым приближенным к высшему статусному лицу Солерно считался генерал Родригес, но он панически боялся канцлера, а после неудачного обеда Паччоли и рта при нем без команды не открывал. По этой причине Зигфрид пребывал в полном неведении относительно «любви» народной к своей персоне и ничуть этим не тяготился. То было всего-навсего множество – какой смысл занимать голову мыслями о нем? И Зигфрид не занимал. Он экспроприировал из музея старины сохранившиеся каким-то чудом четыре автомобиля стопятидесятилетней давности, велел довести их до рабочего состояния и составил из них кортеж для торжественного предъявления себя собравшимся на главной площади города третьего мая.

      В одиннадцать тридцать со стороны главной городской магистрали послышались гудки приближающихся авто. Люди в недоумении расступались перед средствами передвижения, столетие не появлявшимися на улицах Солерно. Возглавлял кортеж черный седан, формой кузова напоминавший кошачий глаз, сразу за ним ехал роскошный белый кабриолет, в котором на заднем сидении с улыбкой во все лицо расположился будущий Единовластный. Он приветственно-сдержанно махал левой рукой, одаривая толпу беглым взглядом. Следом за ним ехали две практически