Глоток зеленого шартреза. Николай Гумилев

красны, взор спокоен,

      Он был истинным вождем;

      И открылась в сердце дверца,

      А когда нам шепчет сердце,

      Мы не боремся, не ждем.

      Он сказал мне, что едва ли

      И во Франции видали

      Обольстительней меня,

      И как только день растает,

      Для двоих он оседлает

      Берберийского коня.

      Муж мой гнался с верным луком,

      Пробегал лесные чащи,

      Перепрыгивал овраги,

      Плыл по сумрачным озерам

      И достался смертным мукам.

      Видел только день палящий

      Труп свирепого бродяги,

      Труп покрытого позором.

      А на быстром и сильном верблюде,

      Утопая в ласкающей груде

      Шкур звериных и шелковых тканей,

      Уносилась я птицей на север,

      Я ломала мой редкостный веер,

      Упиваясь восторгом заране.

      Раздвигала я гибкие складки

      У моей разноцветной палатки

      И, смеясь, наклонялась в оконце,

      Я смотрела, как прыгает солнце

      В голубых глазах европейца.

      А теперь, как мертвая смоковница,

      У которой листья облетели,

      Я ненужно-скучная любовница,

      Словно вещь, я брошена в Марселе.

      Чтоб питаться жалкими отбросами,

      Чтобы жить, вечернею порою

      Я пляшу пред пьяными матросами,

      И они, смеясь, владеют мною.

      Робкий ум мой обессилен бедами,

      Взор мой с каждым часом угасает…

      Умереть? Но там, в полях неведомых,

      Там мой муж, он ждет и не прощает.

ПОМПЕЙ У ПИРАТОВ

      От кормы, изукрашенной красным,

      Дорогие плывут ароматы

      В трюм, где скрылись в волненьи опасном

      С угрожающим видом пираты.

      С затаенною злобой боязни

      Говорят, то храбрясь, то бледнея,

      И вполголоса требуют казни,

      Головы молодого Помпея.

      Сколько дней они служат рабами,

      То покорно, то с гневом напрасным,

      И не смеют бродить под шатрами,

      На корме, изукрашенной красным.

      Слышен зов.Это голос Помпея,

      Окруженного стаей голубок.

      Он кричит: «Эй, собаки, живее!

      Где вино? Высыхает мой кубок».

      И над морем седым и пустынным,

      Приподнявшись лениво на локте,

      Посыпает толченым рубином

      Розоватые длинные ногти.

      И, оставив мечтанья о мести,

      Умолкают смущенно пираты

      И несут, раболепные, вместе

      И вино, и цветы, и гранаты.

ОСНОВАТЕЛИ

      Ромул и Рем взошли на гору,

      Холм перед ними был дик и нем.

      Ромул сказал: «Здесь будет город».

      «Город, как солнце», – ответил Рем.

      Ромул сказал: «Волей созвездий

      Мы обрели наш древний почет».

      Рем отвечал: «Что было прежде,

      Надо забыть, глянем вперед».

      «Здесь будет цирк, – промолвил Ромул, –

      Здесь будет дом наш, открытый всем».

      «Но надо поставить ближе к дому

      Могильные