Оседлавшие Пегаса. Павел Николаев

Багратион писал 15 (3) июля А.П. Ермолову: «Стыдно носить мундир, ей-богу, я болен… Что за дурак… Министр Барклай сам бежит, а мне приказывает всю Россию защищать. Признаюсь, мне все омерзело так, что с ума схожу… Прощай, Христос с Вами, а я зипун надену».

      Ровно через месяц Багратион уверял графа Ф. Ростопчина: «…Барклай никак не соглашается на мои предложения и всё то делает, что полезно неприятелю. Я Вас уверяю, что приведёт Барклай к Вам неприятеля через шесть дней. Признаюсь, я думаю, что брошу Барклая и приеду к Вам, я лучше с ополчением Московским пойду».

      Так выглядел главнокомандующий в глазах своего первого помощника, не сумевшего или не захотевшего понять его. Фёдор Николаевич, стоявший в тогдашней социальной лестнице неизмеримо ниже Багратиона, сумел более объективно взглянуть на главнокомандующего и правильно оценить его значение и роль в развернувшихся событиях. 28 (16) августа он сделал следующую запись в дневнике:

      «Я часто хожу смотреть, когда он проезжает мимо полков, и смотрю всегда с новым вниманием, с новым любопытством на сего необыкновенного человека. Пылают ли окрестности, достаются ли сёлы, города и округи в руки неприятелю; вопиет ли народ, наполняющий леса или великим толпами идущий в далёкие края России: его ничто не возмущает, ничто не сильно поколебать твёрдости духа его».

      Барклай-де-Толли

      Глинка сравнивал Барклая-де-Толли с Колумбом. Один вёл к неведомой другим цели корабли, а другой ведёт армию вопреки недовольству многих. Но та решительность, последовательность и твердость, с которыми главнокомандующий идёт к непонятной пока другим цели, указывают на то, что ему эта цель ведома: «Он, конечно, уже сделал заранее смелое предначертание свое; и цель, для нас непостижимая, для него очень ясна! Он действует как провидение, не внемлющее пустым воплям смертных и тернистыми путями влекущее их к собственному их благу».

      Пройдя тысячекилометровый путь на восток от Немана, русская армия не потеряла ни одного значительного отряда, ни одного знамени, почти ни одной пушки и ни одного обоза. Даже враги вынуждены были признать, что это не было беспорядочное бегство под давлением превосходящих сил неприятеля, что отступление было планомерным, всегда заранее предвиденным и ровно настолько, насколько считалось необходимым на данный момент.

      Огромное значение имел и тот факт, что армия сохранила высокий моральный дух. Все от рядового солдата до высшего генералитета рвались в бой. Примечателен в этом отношении случай, происшедший около Гжатска. К французским частям был послан для каких-то переговоров русский парламентер. Выполнив свою задачу, он хотел откланяться, но в это время один из французских генералов, по-видимому, желая, чтобы окружавшие парламентера офицеры и солдаты услышали от него магическое слово «Москва», спросил:

      – Что можно найти за Гжатском?

      – Полтаву, – последовало в ответ.

      В полной мере роль и значение Барклая-де-Толли