Мир без Стругацких. Сергей Кузнецов

вернулась, всё уже было заделано и я не смогла найти и показать это место?

      – И это придумала?

      – Только не говорите, что я фантазёрка. Мне все эти выдумки давались с трудом, не имею к ним склонности. Я просто хотела быть интересной. Отдельной, особенной, а не солянкой и Толстячком. Хотела у-ва-же-ни-я. Говорила вам: смотрите, вот я какая, я не кружево и головка с наклоном на общем портрете, не младшая девочка, я сама по себе, я человек. Как по-вашему, сколько таких историй я ещё выдумала? И были ли невыдуманные? Что вы вообще обо мне знаете, отец? Что я за человек?

      Отец смотрел на неё с возрастающим удивлением, его рассеянный официальный взгляд медленно фокусировался, точно… – Тиресия замерла, боясь зашуршать сухим листом, хрустнуть случайной веточкой, выдать себя слишком пристальным вниманием, ведь оборачивается иногда человек, если старательно и неотрывно смотреть ему в спину, – …точно и он наконец увидел не только локоны, кружево и фамильные глаза, которые передал ей промытыми и без следов носки.

      – Сейчас ты очень сердитый человек, – сказал он наконец мягко дрогнувшим голосом. – А прежде была человечком, маленьким и родным. Но потом столько всего произошло, столько всего навалилось, так что я, наверное…

      – А помните, как я не хотела, чтобы вы ехали в Восточные пределы? Как плакала и отговаривала вас?

      – Нет… Наверное, стоило тогда тебя послушать[8].

      – Так мы вообще знакомы? – девочка встала, опираясь на биту и позволяя себе прежде неслыханное – смотреть на озадаченного и почти смущённого отца сверху вниз.

      – Хорошо, Пом… то есть прости. Расскажи мне, что ты за человек.

      Считалось дурной приметой наблюдать за тем, как они сговариваются. А это происходило почти всякий раз, когда их забывали отключить вовремя, то есть сразу после того, как экспозицию покидал последний посетитель. По общепринятому в музейном коллективе мнению, этот исход пляжной игры был запрограммирован каким-то сентиментальным любителем истории, но некоторые – очевидно, тоже сентиментальные – уверяли, что воссозданные личности отца и дочери с упорством, достойным лучшего применения, – а эта экспозиция считалась одной из скучнейших – стремятся высказать друг другу то, что не успели при жизни.

      Поняв, что они почти уже сговорились, Тиресия наконец приложила палец к панели и отключила по праву считавшуюся одной из скучнейших голографическую диораму «Последний император Северных пределов и его младшая дочь[9] играют в мяч на пляже». Так было написано на табличке под панелью на трёх основных языках, шрифтом Брайля и сверхзвуковыми рунами – для инсектоидов.

      Эдуард Веркин

      Север Феликсович Гансовский родился 15 декабря 1918 года в Варшаве, умер 6 сентября 1990 года в Москве. Писатель, художник, ветеран войны, герой обороны Ленинграда.

      Север Гансовский был классическим рассказчиком, работающим в русле традиции Чехова, О. Генри, Акутагавы. По творческому

8

Поездка в Восточные пределы была прервана спустя два дня из-за покушения на его жизнь. Совершивший его солдат был признан сумасшедшим, а его мотивы и причины произошедшего неясны до сих пор.

9

Именно образ младшей дочери получил наиболее широкое распространение в массовой культуре. Вероятно, это связано с упорно ходившими легендами, что ей удалось спастись от расправы над всем императорским семейством и счастливо сбежать с неким верным человеком. В Западных пределах позже объявились сразу несколько женщин, каждая из которых заявляла, что она и есть спасшаяся младшая дочь. Одну, кажется, даже признала родня. Но безжалостный анализ ДНК показал, что все они были самозванками, а младшая дочь действительно погибла в подвалах дворца вместе со всем императорским семейством от рук восставшего народа Северных пределов.