Море на Рождество. Наташа Корсак

жёлтая, чёрная, да полбаночки белой.

      – Дафна! Дафна! И куда же ты запропастилась? – внезапно раздался голос Мирры.

      – Проснулась… – прошептала Дафна, глядя на зевающих Сальвадора и Заразу. – Слушайте, я скоро убегу в школу. Вернусь поздно, так надо. Следите за мамой. Ах, Зараза! Заразулечка! Отныне ты – друг нашего дома. Идём, угощу вареньем.

      Зараза обрадовалась и распушила крылья.

      – Как тебе спалось? – усевшись рядом Миррой, спросила Дафна.

      – Знобило… Кошмары снились. Будто стоишь ты одна на берегу Лана, а вода в нём неспокойная, мутная. А рядом с тобой не то русалка, не то водяной. Существо, в общем, неприглядное, – ответила Мирра.

      По спине Дафны пробежали мурашки. Она чуть было не рассказала матери всё, что с ней случилось. Но передумала.

      – Мамочка, от болезни ещё не такая ерунда приснится. Вот я, здесь. И никаких русалок ночью не видела.

      – И хорошо. Надо бы веточку нашу еловую как-нибудь нарядить, – предложила Мирра. – Лучше старыми игрушками. Знаешь, у нас и те сохранились, что я из дому когда-то привезла. Вот из школы придёшь и нарядим.

      Под свою потрёпанную куртку Дафна натянула два худых свитера. Вышло что-то вроде «капусты под шубой». Но скитаться предстояло и на улице, а там по-прежнему бесновались голодные ветры. В школу идти жуть как не хотелось, но и здесь Дафна сама себя уговорила. Зареклась ругаться с одноклассницами и поклялась себе высидеть на уроках хотя бы до обеда. Вся эта идея, разумеется, рухнула, когда задиристая Клара Кёнинг снова назвала её сумасшедшим цыплёнком, а Мирру – художницей от слова «худо». В коридорах запахло дракой, и вот тут-то прозорливая уборщица, имени которой никто не знал, вымела девчонок прочь из школы.

      Декабрь ликовал. Город наполнялся заманчивыми запахами леденцов, сахарных булок в клюквенном сиропе и домашней брусничной настойки. Дафна так проголодалась, что не задумываясь последовала за ароматами. И те привели её на рождественскую ярмарку, куда съехались торговцы из самых дальних немецких городков и деревень. Все они надеялись удивить народ Марбурга своими ёлочными игрушками, шапками и муфтами из шерсти чёрных коз, длинноносыми сапожками, медовыми свечами, кувшинами из дроблёного восточного стекла, шёлковыми платками. Здесь же был и тот самый рыжебородый господин, торговец ёлками.

      Дафна решила, что в окружении дневных сновидений и всех этих звенящих гирлянд она пробудет до самого вечера.

      На другом конце города о чудесах и пряностях можно было только мечтать. Мирра слонялась по дому. От стены к стене. От кухни до кладовой. Кашель не отпускал. Огонь в камине давно погас. Дом казался сырым и блёклым, как выцветшая от старости картина. Сальвадор свернулся в клубок у камина, там же в укромной трещине храпела Зараза.

      Внезапно Мирра услышала пронзительные голоса. Они доносились с улицы всё громче и громче. Это дети Беккеров клянчили у отца и матери подарки.

      – Мам, ну идём же на ярмарку! Слышал, там паровозы продают! Из дерева, но как настоящие, – кричал