Миссия в ад. Дэвид Болдаччи

в Нью-Йорк. Или в Массачусетс. Вот это правда как другая страна, черт их дери.

      – За то, что я понаделал, – повторил Эрл шепотом, все еще потирая живот. – Терпеть не могу евреев, цветных и католиков. Пресвитерианцев[2] тоже не люблю.

      Санитар покосился на него и с усмешкой переспросил:

      – Пресвитерианцев? Они-то что тебе сделали, Эрл? Это ж все равно что ненавидеть амишей[3].

      – Развизжались как свиньи на бойне, вот что они сделали, уж поверь мне. В основном, впрочем, евреи и цветные. – Он пожал плечами и вытер пот со лба углом простыни. – Но, если по-честному, я вроде ни одного пресвитерианца не убил. Как-то они мне не попадались, а то я бы не упустил возможность.

      Улыбка расползлась по его лицу и достигла глаз. И по этой улыбке можно было с уверенностью сказать, что, несмотря на возраст и болезнь, Эрл Фонтейн оставался убийцей. Все еще оставался. И всегда останется – до самой смерти. Которая откладывалась слишком долго, по мнению законопослушных обывателей.

      Санитар отпер одно из отделений тележки и достал какие-то лекарства.

      – Ну и зачем тебе поступать так с ними, а? Они ж тебя не трогали, ни один, поклясться могу.

      Эрл откашлялся и сплюнул мокроту в стакан. Пробормотал хмуро:

      – Достаточно того, что они просто живут. Для меня это уже причина.

      – Думается, именно поэтому ты тут и очутился. Но тебе пора бы примириться с Господом нашим, Эрл. Они же все дети Божьи. Тебе надо встать на истинный путь. Ты скоро с ним увидишься.

      Эрл расхохотался во всю силу оставшихся легких. Потом успокоился, и лицо его разгладилось.

      – Ко мне люди придут.

      – Очень хорошо, Эрл, – сказал санитар, делая укол обезболивающего заключенному на соседней кровати. – Семья?

      – Нет. Свою семью я убил.

      – И почему? Они были евреи, или пресвитерианцы, или цветные?

      – Люди придут меня повидать, – ответил Эрл. – Со мной еще не кончено, понял?

      – Угу. – Санитар проверил карточку другого пациента. – Постарайся правильно распорядиться временем, которое тебе осталось, старик. Часики-то тикают – для всех нас.

      – Сегодня придут, – повторил Эрл. – Я тут на стене отметил, погляди.

      Он указал на бетонную стену, с которой ногтем сколупывал краску.

      – Сказали, шесть дней, и придут повидаться со мной. Вот тут шесть отметин. С математикой у меня порядок. Башка еще варит о-го-го.

      – Ну, тогда передай им от меня привет, – сказал санитар, укатывая с собой тележку.

      Эрл лежал неподвижно и смотрел на дверь палаты, когда на пороге возникли двое. Оба в черных костюмах и белых рубашках, в начищенных черных ботинках. Один был в очках в черной оправе. Второй выглядел так, будто только выпустился из старшей школы. У обоих в руках Библии, лица ласковые, с заботливым выражением. Респектабельные, смирные, законопослушные граждане. На самом деле – ничего подобного.

      Эрл встретился с ними глазами.

      – Пришли повидаться со мной, – пробормотал он, внезапно становясь собой прежним. Когда-то у него была в жизни

2

Пресвитерианство – протестантская конфессия, основанная на британском умеренном варианте кальвинизма.

3

Амиши (амманитство) – распространенная в основном в Северной Америке протестантская конфессия, ведущая происхождение от европейского меннонитства, члены которой исповедуют пацифизм и ненасилие и ведут скромный и архаический образ жизни.