Тесные врата. Фальшивомонетчики. Андре Жид

возникла Алиса. Она была так бледна, что Жюльетта вскрикнула.

      – Мне в самом деле что-то нездоровится, – проронила она поспешно. – Уже стало свежо. Пожалуй, я лучше вернусь в дом.

      И, повернувшись, она быстро пошла к дому.

      – Она все слышала! – воскликнула Жюльетта, как только Алиса несколько удалилась.

      – Но мы не сказали ничего такого, что могло бы ее огорчить. Напротив…

      – Оставь меня, – бросила Жюльетта и побежала догонять сестру.

      В эту ночь мне так и не удалось заснуть. Алиса еще выходила к ужину, но потом сразу ушла к себе, сославшись на мигрень. Что она все-таки слышала из нашего разговора? Я лихорадочно перебирал в памяти наши слова. Потом я вдруг подумал, что, наверное, мне не следовало идти совсем рядом с Жюльеттой, да еще приобняв ее за плечи; однако то была не более чем детская привычка, мы часто так гуляем, и Алиса много раз нас видела. Ах, каким же я был слепцом, выискивая свои прегрешения и даже ни разу не подумав о том, что Алиса вполне могла, гораздо лучше, чем я, услышать слова Жюльетты, на которые я едва обращал внимание и которые почти не мог припомнить. До них ли мне было! В страшной тревоге и растерянности, в ужасе от одной мысли, что Алиса может усомниться во мне, и не в состоянии вообразить, что опасность может исходить от чего-то иного, я решил, несмотря на все сказанное мною Жюльетте, и, видимо, под впечатлением от того, что сказала мне она, решил отбросить свои опасения, свою щепетильность и завтра же объявить о помолвке.

      До моего отъезда оставался один день. Я мог предположить, что Алиса так грустна именно из-за этого. Мне даже показалось, что она меня избегает. День проходил, а я все не мог увидеться с ней наедине; испугавшись, что мне придется уехать, так и не поговорив с нею, я перед самым ужином решился войти прямо к ней в комнату; она надевала коралловое ожерелье и, чтобы застегнуть его, подняла руки и немного наклонилась вперед, стоя спиной к двери и глядя через плечо в зеркало, по бокам которого горели два канделябра. Именно в зеркале она меня сначала и увидела, но не обернулась, а еще некоторое время так смотрела на меня.

      – Надо же! Оказывается, дверь была не заперта?

      – Я стучал, ты не ответила, Алиса, ты знаешь, что я завтра уезжаю?

      Она не ответила, только положила на камин ожерелье, которое ей так и не удалось застегнуть. Слово «помолвка» показалось мне слишком откровенным, слишком грубым, и уж не помню, что я сказал вместо него. Едва Алиса поняла, о чем я говорю, она точно потеряла равновесие и оперлась о каминную полку… Впрочем, меня самого так трясло, что я был не в состоянии поднять на нее глаз.

      Я стоял совсем близко и, по-прежнему глядя в пол, взял ее за руку; она не отняла ее, а, напротив, слегка наклонившись и приподняв мою руку, прикоснулась к ней губами и прошептала, почти прижимаясь ко мне:

      – Нет, Жером, нет, не будем обручаться, прошу тебя…

      Сердце мое так сильно билось, что, по-моему, и ей было слышно. Еще более нежным голосом она добавила:

      – Не будем пока…

      – Но почему? – тут же спросил я.

      – Это