Из недавнего прошлого одной усадьбы. Юрий Олсуфьев

гвоздиками; за этой печью вровень со стеною было зеркало другой печи, тоже кафельной, которая выходила в переднюю, откуда и топилась; в ней был вставлен котел, нагревавший воду для спальни, в которую был проведен медный кран; тут стояла небольшая низенькая скамеечка, выкрашенная бурой краской, с медной дощечкой и надписью, что на ней графиня Мария Алексеевна (моя бабушка Олсуфьева)[12] кормила грудью своего младшего сына Александра (моего отца). Скамеечка прежде стояла в уборной моего отца на Фонтанке. Зеркало упомянутой печи было тоже расписано С<оней>, на этот раз – тюльпанами. В простенках между двумя печами висело небольшое масло в золоченой рамке – гуща сада и уединенная дорожка, вещица почему-то понравившаяся моему отцу и купленная им на какой-то выставке. Выше зеркала печи было развешено несколько детских акварелей нашего сына М<иши>[13] – сказочные терема. Вправо от двери, на простенке между дверью и углом, насколько я припоминаю, висел мой портрет акварелью, сделанный Дмитрием Семеновичем Стеллецким в один из частых приездов его в Буйцы в 10-х годах, а над ним – рисунок карандашом в ореховой овальной рамке «мамушки», няни моего отца, которая еще прежде была нянюшкой у Хилковых.

      План дома Олсуфьевых в Красных Буйцах. Чертеж Ю. А. Олсуфьева с указанием названий комнат. Из экземпляра «Воспоминаний» в Российской Государственной библиотеке, Москва

      Посередине северной стены, между окнами и под прямым углом к стене, стояли постели, по обеим сторонам которых у стены было два столика светлой карельской березы с откидывающимися вперед дверцами; перед ними лежало по коврику темно-малинового сукна. Над постелями на стене висел продолговатый дагестанский ковер, привезенный моим отцом из Дагестана, когда он был послан государем в 90-х годах состоять при больном великом князе Георгии Александровиче. На ковре висел евангельский текст на английском языке: «Blessed are the peace manners» [ «Блаженны миротворцы»] – надпись, бывшая во время кончины моего любимого воспитателя англичанина Mr. Cobb[14] над его постелью. Выше, в дубовой рамке, была фотокопия с «Нерукотворного Спаса» Васнецова, подаренная нам к свадьбе В. Ко маровским (графом Василием Алексеевичем). У изголовьев висел старинный медный образок великомученика Георгия, данный мне моими родителями в моем самом раннем детстве и всегда висевший над моей подушкой, затем – образок Явления Божьей Матери преподобному Сергию, который был у С<они> тоже с детства, наконец – сломанный медный крестик с серебряным ободком. История его такова: осенью 901 года, когда мы с С<оней> еще не были женихом с невестою, была веселая охота в Красном Ржавце[15]. Я сидел верхом около дуба, держа своих собак на своре и, конечно, больше думая о С<оне>, которая стояла рядом, нежели о гоне в противоположном перелеске; во время разговора со мною С<оня> дотронулась рукою до дуба: под рукою оказался крестик, воткнутый, вероятно, кем-нибудь

12

Гр. Мария Алексеевна Олсуфьева, моя бабушка, была рожденная Спиридова, р. 1801, † 1878. Ее отец, адмирал Алексей Григорьевич Спиридов, женатый на фон Швепс, был долгое время командиром порта в Ревеле. Связи с Ревелем у бабушки были настолько крепки, что дед мой Василий Дмитриевич был принят в Эстл<яндское> двор<янст>во, и Олсуфьевский герб нашел себе место в Ревельском риттер-зале.

13

Сын Михаил родился 26 июня (в праздник Тихвинской Божьей Матери) 1903 года в Тараскове, имении Глебовых, в 3 часа утра.

14

Mr. Cobb кончил Cambridge’ский университет по богословскому факультету; был вице-консулом в Архангельске, затем, по дружбе с нашей семьей, в конце 80-х годов поступил ко мне воспитателем; умер в нашем доме в 1895 году; похоронен в Кенте в своем родном селе Teston, где его отец был пастором и куда мы ездили на его могилу летом 1896 года. Он умер совсем молодым, около 34 лет.

15

Красный Ржавец – имение Ивана Павловича Игнатьева в 18 верстах от Буец. Дом был издан нами в нашем издании «Памятники искусства Тульской губернии».