Баллада Редингской тюрьмы. Оскар Уайльд

крови, и звук военных труб

      Душе твоей измученной не люб.

      Недвижная, покоишься в истоме,

      Следишь, как тень растет на переломе

      Полуденного часа. Бег минут

      Тебя не возмутит. Порой сверкнут

      Зарницами – прошедшего приметы.

      Но ты не принимаешь эстафеты.

      Не просыпайся, спи, тяни дурман

      Янтарных асфоделевых полян,

      Лугов, лилейным окропленных цветом, —

      Как приговор, звуча любым обетам,

      Величью, гордости: всё суета.

      В твоих чертах такая разлита

      Отриновенность, – неуместны пени,

      Жалки слова. На стертые ступени

      Не проливалась жертвенная кровь

      Сражавшихся, и сколь ни суесловь, —

      Ты не чета Невесте Океана,

      Владычице двух царств. Золототканна

      Под солнцем паутина. Всем ветрам

      Распахнуты ворота. Каждый храм,

      Разрушенную башню иль гробницу

      Трава заполнила. Взломав бойницу,

      Растет смоковница. Бездушный Рок

      На медленный закат тебя обрек

      В силках времен, оставив от побед

      Венок сухой, герба чуть видный след.

      Кому дано – сквозь войны, битвы, смуты —

      С недвижной башни светлые минуты

      Грядущего прозреть? Кому дано

      Предвидеть, что запенится вино,

      Что на рассвете защебечет птаха?! –

      О, даже ты, возрождена из праха,

      Подобно розе, развернешь бутон,

      В раскатах грома свежий обертон

      Приветствует звезду средь туч грозовых, —

      Равенна! Я пришлец из мест суровых,

      С холодных островов моей страны.

      Я видел, как, лучами червлены,

      Врастают купола в печаль Кампаньи.

      Из города лиловых одеяний

      Я наблюдал, как солнце на покой

      За холм Коринфский плыло. Колдовской

      Вокруг звучал Аркадии напев,

      Смеялось море. Но, не охладев

      Душой, стремлюсь к тебе, страна теней,

      Как в отчий дом, – под кров седых камней.

      О, пантеон поэтов! Глухи струны,

      Чтоб возвестить грядущие кануны

      Величью твоему! И слаб глагол

      Увидевшего, как сменен камзол

      Июньский на осеннюю ливрею, —

      В двадцатый раз. Златому эмпирею

      Созвучней глас трубы, а не рожка

      Журчание. Воспеть тебя – робка

      И безрассудна кажется попытка,

      Но сердце разрывалось от избытка

      Святого преклоненья пред тобой,

      Когда, нарушив сумрак голубой

      Пустынных улиц бегом скакуна,

      Я понял: ты со мной сопряжена.

      VII

      Прощай, Равенна! Памятная дата, —

      Лишь год назад я зрелищем заката

      Захвачен был среди твоих болот.

      Как щит, сиял просторный небосвод

      И отражал предсмертный час светила.

      На западе край тучи золотила

      Сиянья полоса – подобьем риз

      Господних, и за пурпурный карниз

      Ладья Владыки Света уплывала.

      Прохладное ночное