Куриный бульон для души. Мама и сын. 101 история о безграничной любви. Джек Кэнфилд

от того, каким я видела его в последний раз тринадцать лет назад. Он ничего не смог мне ответить – лишь покачал головой и произнес:

      – Это был просто глупый поступок. Глупый, просто глупый, глупый, глупый…

      Я не испытывала к нему жалости: он бессмысленно убил моего сына. Я хотела, чтобы он чувствовал мою боль и сам корчился от нее. Слезы текли по моему лицу, когда я говорила о Поле. Я сказала ему:

      – Если бы ты знал, как сильно я его любила, ты бы не убил его.

      Он сидел за столом напротив меня, не выказывая никаких эмоций.

      Для этой встречи я увеличила фотографии Пола до размера четырнадцать на восемнадцать дюймов. Я хотела, чтобы он знал Пола как реального человека, а не как «его, чувака, пацана», как он называл Пола в своих письмах к медиатору. Он сказал, что даже не помнит, как выглядел Пол, и мне захотелось закричать: «Как ты можешь не помнить? Ты же убил его!»

      Вместо этого я стала говорить сама с собой. Рассказала, как Пол позвонил, чтобы узнать, в порядке ли моя машина. Как он пообещал, что приедет домой на выходные, чтобы решить проблему вместо меня. Вспомнила, как он собирался заодно навести порядок на заднем дворе, потому что, по его словам, я «слишком мала, чтобы косить газон».

      И в этот момент что-то произошло. Я не могла поверить, но по лицу мужчины, сидевшего напротив меня за столом, потекли слезы. Что происходит? Наконец, Чарльз обхватил голову руками и зарыдал. Недолго думая, я вытащила салфетку из коробки на столе и протянула ему:

      – Держи.

      Эти слезы стыда и раскаяния глубоко тронули меня. Тон встречи изменился; внезапно мать и убийца начали сближаться. Я слушала рассказ Чарльза о том, как он рос в крайней нищете: один из нескольких детей, живших на улицах. Пол, напротив, был единственным ребенком в семье и знал только любовь и безопасность, которую я могла ему обеспечить.

      В самый первый раз я по-настоящему посмотрела в глаза убийце моего сына и была поражена тем, что больше не испытываю ненависти. Я попросила его прекратить проявлять насилие в тюрьме. Посоветовала посещать занятия и получить аттестат зрелости. Он посмотрел на меня с недоверием, потому что тоже понял, что моя ярость прошла. Встреча закончилась тем, что он согласился посещать занятия и прекратить совершать насильственные поступки. Я поблагодарила его и вдруг почувствовала острую потребность наклониться через стол и взять его за руку, однако не осмелилась этого сделать. Он застрелил моего сына. Если бы я сделала это, то потянулась бы к руке, державшей пистолет, из которого был убит Пол.

      И все же это произошло – почти против моей воли. Ощутив его прикосновение, я закричала от боли. А он накрыл мою руку обеими своими и плакал. Человек, который тринадцать лет назад нажал на спусковой крючок и навсегда разрушил мой мир, теперь цеплялся за меня, будто я была его спасательным кругом. Чарльз так никогда и не сказал: «Мне жаль, пожалуйста, простите меня», а я не ответила: «Я прощаю тебя». Но мы оба обрели покой. Наше общение продолжается по сей день.

Томас