Север и юг. Элизабет Гаскелл

не очень печалилась о Хелстоне. А Маргарет, бледная и неразговорчивая, внимательно наблюдала за происходящим, и ее большие серьезные глаза замечали каждую деталь, даже самую незначительную. Обе девушки не понимали, как сильно болело ее сердце от тяжелого груза ответственности, который она не могла передать кому-нибудь другому. Это постоянное напряжение воли было для нее единственным способом удержаться от криков и рыданий. Ведь если бы она дала волю своим чувствам, кто бы тогда управлял погрузкой мебели и остальных вещей? Ее отец вместе с клерком из епархии находился в ризнице. Он сдавал по описи приходские документы, церковную утварь и книги. Когда мистер Хейл вернулся домой, он занялся упаковкой собственных книг, потому что никто иной не сделал бы это правильно. Одним словом, Маргарет не могла дать выход своим чувствам перед чужими людьми или даже перед домашними, такими как кухарка и Шарлотта. Нет, только не она!

      Наконец четверо рабочих завершили упаковку ящиков и пошли на кухню пить чай. Чтобы размять затекшие ноги, Маргарет медленно отошла от лестницы, где она простояла почти весь день, пересекла пустую гостиную с ожившим эхом и вышла через стеклянную дверь в ранние сумерки ноябрьского вечера. Поскольку солнце еще не полностью село, мягкая вуаль тумана скорее затеняла, чем скрывала предметы, придавая им нежно-лиловый оттенок. Неподалеку пела зарянка, возможно, та самая, подумала Маргарет, которую отец называл своей зимней певчей подругой и для которой он повесил деревянный домик напротив окна кабинета. Красные листья ярко блестели в предзакатном свете, наверное, чувствовали, что первые заморозки скоро уложат их на землю. Один или два уже летели вниз, янтарно-золотистые в косых лучах заходящего солнца.

      Маргарет пошла по дорожке вдоль южной стены и грушевых деревьев. После той беседы с Генри Ленноксом она намеренно не приходила сюда. Здесь, у этой клумбы тимьяна, он начал разговор, который теперь смущал ее ум. В те мгновения она смотрела на поздно расцветшую розу и, отвечая на его слова, была восхищена красотой морковных листьев, похожих на птичьи перья. Тот момент совпал с его последней фразой. Прошло лишь две недели, а все так изменилось! Где он теперь? Наверное, в Лондоне – следует своему распорядку: обедает со старыми знакомыми в особняке на Харли-стрит или проводит вечера с беспутными друзьями. Пока она печально обходила в сумерках сырой и скучный сад, где опадавшая листва постепенно превращалась в тлен, Генри Леннокс после трудового дня, отложив адвокатские книги, скорее всего, ублажал себя поездкой в Темпл-Гарденс. Там, у берега Темзы, слышался шум быстрого течения, похожий на отдаленный и неразборчивый рев многотысячной толпы, а на поверхности волн мелькали отражения городских огней, будто приходивших из глубин реки. Генри часто рассказывал Маргарет о своих вечерних прогулках по парку перед ужином. Пребывая в хорошем настроении, он так красочно описывал их, что будоражил ее фантазию.

      К тому времени сад погрузился в безмолвие. Зарянка улетела в бездну ночи. Иногда дверь дома открывалась и хлопала, словно впускала усталого путника. Но эти приглушенные звуки приходили издалека,