Помешательство. Леди Сьюзен

что такое ты мог сделать?

      – Я не знаю, – молниеносно ответил я, уже ничем не прикрывая свою тревожность.

      В следующий момент я уже уходил. Бессознательное желание близости кричало во мне нестерпимо громко, но его перекрикивало понимание собственной несовместимости с другими людьми.

      Мне не нравились люди. Они мне нравились люди, потому что с их присутствием исчезала моя самость. Она пряталась в телесной скорлупе и там задыхалась от нехватки кислорода.

      Самость переставала быть самостью, переставала быть чем-то конкретным, расплываясь и сливаясь с общепринятым. Что бы я не делал и как бы я себя не вел – все парадоксальным образом сводилось к саморазрушительному поведению, несмотря на то что моим основным стремлением было спасти себя от угроз этого мира.

      Только в тихом и пустом месте мне удалось почувствовать себя легче, спустив все оковы, которыми я сам себя и удерживал. Я привык к своим подрагивающим без причины пальцам, к гулко бьющемуся сердцу и внутреннему напряжению. Я привык так себя ощущать, потому что знал, что это часть меня. Знал и то, что спокойствие, которое я испытал – временное, однако все равно позволил себе насладиться им сполна, обняв себя и отдышавшись.

      ***

      Я с силой оттопырил глаза. Просыпаться всегда тяжело, особенно когда осознаешь, что сон кратковременный и вынужденный, для того чтобы после него попробовать сделать хоть что-нибудь, взять наконец жизнь в свои руки.

      Я потянул себя извне с кровати, отдирая свою разомлевшую плоть. Привстал с неважным чувством, которое расползалось в моей груди всё больше и больше: я не мог понять откуда оно возникло, но пугало то, что я не понимал, как от него избавиться.

      На периферии сознания что-то болталось ненужное, а внутри что-то было неправильно – это что-то было неизведанным, от того мне неприятно и плохо, от того и бешусь, что понятия не имею, что со мной происходит.

      Смотря в зеркало в ванной комнате, мне хотелось выть от того, что я вижу, потому что я не видел в нём себя. От мыслей пришлось зажмуриться, так как от них сжималось сердце. Я смотрел вглубь своих глаз – прямо в душу – и не видел в них ничего. Ничего за что можно было бы зацепиться.

      Я чувствовал, что мог умереть в любую секунду и ощущал конечность своего существования, а от этого ощущения кружилась голова. Каждый день это ощущение потихоньку сводило меня с ума. Я не был ничем болен, никакой смертельной болезнью, если только не назвать ей самого себя. Чувство неважности расползалось всё больше, а вместе с ним мерзость капала на сердце.

      Пока варился кофе, я переваривал свои мысли. Во мне кипит осознанность, во мне живет разум, истощающийся от изобилия чувств и противоречий. И я плачу за свою осознанность болью – это моя участь и это моя судьба – существовать бесцельно и пусто, осознавая, что существует только пустота и только подобие значения.

      Я пил уже вторую чашку кофе за утро, когда услышал звук и замер. Я не сразу понял, что кто-то звонит в мою квартиру, сидя в молчании и уперев взгляд в стену, я словно впал в какой-то транс.

      За