Вторая жена. Иман Кальби

не в шахматы сейчас играть будем? Не усложняй.

      Облизываю пересохшие губы. Нервно сглатываю.

      Он прав, конечно. И нечего сейчас надеяться на чудо.

      Развязываю пояс халата и скидываю его с себя.

      Снова чувствую, как меня трогают глазами.

      Этот Алихан умел так смотреть… Наверное, произойди наше знакомство в другой ситуации, да хотя бы встреть я его на улице республики, я бы точно не забыла такого мужчину. Я ведь фотограф, мои глаза автоматически цепляют в человеке харизму. В этом ее было столько, что можно захлебнуться… Но сейчас думать о том, насколько он харизматичен и потенциально мог бы меня волновать, просто кощунственно…

      – Сюда иди, – хрипло говорит, хлопая по постели рядом, не отрываясь от моего тела.

      Вожделение в этом взгляде могло бы дико будоражить, если бы не мой тотальный страх. Он сковывает. Заставляет в горле пересохнуть.

      Я забираюсь на кровать как бревно, на негнущихся ногах.

      – Полотенце убери. Сама, – опять приказ с небрежным кивком в сторону своих бедер.

      Не дышу, когда тяну руку к махре, прикрывающей его достоинство. А потом резко дергаюсь и отворачиваюсь, когда вижу его там…

      Никогда не думала, что мужская плоть может быть такой… Огромной… Господи… Это просто невозможно! Вот такое просто не может поместиться в женщине!

      Он самодовольно хмыкает и хватает пальцами меня за подбородок, заставляя снова повернуть голову на него.

      – Что такое? Не видела обрезанного? – спрашивает еще более хрипло, чем минуту назад. – Не отжарили вас с подружкой, пока тусили в республике?

      Я дергаюсь от горячего прикосновения его пальцев, от его грубости, и от этого моя грудь третьего размера колышется. Вижу, как взгляд Алихана становится почти шальным, кипящим, опускаясь на неё. Кира говорила мне, что мужики с ума сходят от моих «сисек», как она выражалась, все время повторяя, что мне стоит носить декольте на все зачеты и экзамены к преподам-мужикам.

      Вскрикиваю, когда вмиг оказываюсь на спине, погребенная под его огромным телом. Алихан не придавливает меня, но фиксирует так, что сразу понимаешь – не сбежать.

      Наши взгляды снова встречаются.

      Пальцы вновь нагло трогают мои губы, открывают их, проталкиваются внутрь.

      – Соси, – пошлый, до невозможности порочный приказ, заставляющий внутри что-то сжаться от примеси почти животного интереса и стыда. Мы делаем какие-то неправильные вещи. Притом это он пачкает меня своим пороком. И назад пути нет.

      – Глубже соси. Это тебе не стручок твоего друга-борща. Если ты палец мой не можешь принять, на что вообще ты годна? – каждое слово – стигмой по коже, раскаленным железом.

      Что-то говорит на своем хрипло, убирает руку, тут же обхватывая ею грудь, щипая за сосок, заставляя выгнуться, а потом сминает полушария, накрывая мои губы жестким, пожирающим поцелуем. Пьет меня. Его язык такой же наглый и беспардонный, как пальцы минуту назад.

      – Отвечай, – снова жесткий приказ, прямо в губы.

      Я