Смута. Вера Тумасова

"первострадалец" князь Василий Шуйский и "муж благочестив образом и нравом" Тимофей Осипов79, считавшиеся мучениками, отстаивали православные обычаи и обряды перед самозванцем.

      Соловьёв написал, что при общении с приближёнными Лжедмитрий позволял им делать замечания на счет его образа жизни до определённого предела, но мог простить обидчика если у того появлялись заступники.

      Грубый, дурно воспитанный легкомысленный и вспыльчивый Лжедмитрий был надменен, безрассуден и неосторожен, как охарактеризовал его Карамзин18. Он удивлял бояр острым и живым умом в государственных делах, но не был политиком, оскорбляя их насмешками, упрекая невежеством, считая, что россияне должны учиться у иноземцев, путешествовать, образовываться и тогда они станут людьми. Даже в Тайных царских Секретарей держал двух ляхов Бучинских. Подверженный всему иноземному, Лжедмитрий подражал им “в одежде и в прическе, в походке и в телодвижениях; ел телятину, которая считалась у нас заповедным, грешным яством; не мог терпеть бани и никогда не ложился спать после обеда (как издревле делали все Россияне от Венценосца до мещанина) …” [1] Вместо дневного сна он один или с другом гулял по Москве, посещал художников, золотарей и аптекарей, что было недопустимым для царя. Лжедмитрий “любил ездить верхом на диких бешеных жеребцах и собственною рукою, в присутствии двора и народа, бить медведей; сам испытывал новые пушки и стрелял из них в цель с редкою меткостию; сам учил воинов, строил, брал приступом земляные крепости, кидался в свалку и терпел, что иногда толкали его небережно, сшибали с ног, давили – то есть, хвалился искусством всадника, зверолова, пушкаря, бойца …” [1] Забывал он о достоинстве Монарха и тогда, когда “за малейшую вину, ошибку, неловкость, выходил из себя и бивал, палкою, знатнейших воинских чиновников – а низость в Государе противнее самой жестокости для народа.” [1]

      Сластолюбие Лжедмитрия не знало пределов и возмущало нравственные чувства народа. Он “бесчестил жен и девиц, двор, семейства и святые обители дерзостию разврата и не устыдился дела гнуснейшего из всех его преступлений: убив мать20 и брата19 Ксении43, взял ее себе в наложницы”. [1]

      Однако, к государственным делам Самозванец относился иначе, ежедневно присутствуя в Думе, изменил её состав, введя кроме Патриарха, четырёх Митрополитов, семь Архиепископов и трёх Епископов, был красноречив и часто предлагал дельные решения, до которых не могли додуматься бояре. Согласно уставу Польского королевства, назвал всех 70 думцев сенаторами. На советы поляков о строгости относительно подозрительных людей отвечал, что пролитию христианской крови противопоставляет раздавать награды. Он подтвердил духовенству старые льготные грамоты и дал новые, послал на 300 рублей соболей во Львов для строительства православной церкви, продолжил печатание священных книг в Москве, выбрал Архимандрита владимирского Рождественского монастыря своим духовником. Он отказал Папе в окатоличивании Московии. Кроме того, Самозванец “отменил многие торговые и судные пошлины; строго

79

https://azbyka.ru/otechnik/Spravochniki/russkij-biograficheskij-slovar-tom-12/371

Осипов Тимофей, дьяк приказа Устюжской Чети; упоминается с 1598 г., когда подписал соборное деяние об избрании на царство Бориса Федоровича Годунова. В 1606 году, по воцарении Лжедимитрия, был в числе недовольных его образом жизни, несогласным с общим укладом жизни тогдашней Москвы, и, отличаясь особым благочестием, скоро примкнул к заговору против нового царя. Брак Лжедимитрия на Марине Мнишек окончательно возмутил его благочестивую душу и, когда он получил приказание собрать 17-го мая 1606 г. народ для объявления Марины царицей и привести его к присяге новой царице, он не только не исполнил этого приказания, но, явившись к Лжедимитрию, начал упрекать его в том, что он не царь, «а вор и изменник». Дворцовая стража немедленно убила дьяка и выбросила его труп за окно.