Нерон. Родовое проклятие. Маргарет Джордж

у меня было двое – Аникет и Берилл.

      – Что ж, мне следовало сказать, что они хороши только в двух вещах – искусстве и науке.

      Двух важнейших вещах в этом мире!

      – Агриппина…

      – Перестань называть меня Агриппиной, – сказала она. – Я понимаю, мы с тобой в каком-то смысле еще чужие люди, но ты должен называть меня мамой. Если не будешь этого делать, никогда не станешь воспринимать меня как свою мать. Агриппиной меня может называть кто угодно, но матерью – один-единственный человек. Я жду и надеюсь, что он будет так делать.

      Она обняла меня и поцеловала в висок.

* * *

      Время шло, и постепенно большой дом стал казаться мне своим. Я освоился и, если можно так выразиться, пустил корни, даже роскошь приелась и стала для меня обыденностью. Разве не все так живут? Рабы всегда где-то поблизости и всегда готовы выполнить любое распоряжение матери, да и мое тоже; цветы в теплицах не знают смены времен года; пол подогревается снизу, так что мои маленькие ступни не мерзнут, даже когда на изгородях из можжевельника появляется изморозь.

      Новые наставники были очень внимательны, но трепетали передо мной, – в общем, с Парисом не сравнить. Аникет – дюжий молодой грек – был вольноотпущенником с широким открытым лицом; смешливый и всегда готовый угодить. Берилл из Палестины был потише и более сдержан. И оба страстно увлекались грековедением.

      Однажды Берилл нарисовал большую схему, в которой отразил всех гомеровских персонажей и соединил их линиями – получилось словно паутина.

      – Ты должен это увидеть! – сказал мне Аникет.

      Он взял меня за руку и отвел в большой атриум. Небо в тот день было безоблачным, и солнечный свет заливал все вокруг.

      – Вот! – Берилл остановился напротив одной из больших фресок. – Кто это?

      Я посмотрел на очень мускулистого разгневанного мужчину с трезубцем в руке, изображенного на сине-зеленом фоне.

      – Нептун.

      – Мы говорим о Гомере! – возвысил голос Берилл. – Не следует называть богов римскими именами. Его правильное греческое имя – Посейдон. Посейдон!

      – А почему он так зол? – спросил я, не в силах понять: боги всегда на кого-то или на что-то разгневаны?

      – Его недовольство вызвала Троя, – пояснил Аникет. – Но рассуждать, чем именно, нам не обязательно. А теперь посмотри сюда – вот она, Троя.

      Он подвел меня к следующей фреске: на ней был изображен расположенный на вершине холма огромный город с высокими стенами и башнями. Вокруг до самого моря простирались широкие долины. У берега стояли на якоре корабли, а на суше – шатры, целый город из шатров.

      – Эта картина искажает действительность. Кораблей должно быть больше – тысячи! Но конечно же, художник не мог изобразить их все. Да, тысячи кораблей прибыли к Трое, чтобы вступить в сражение с троянцами.

      – А зачем? – задал я смыслообразующий вопрос.

      – Чтобы вернуть Елену, – ответил Берилл и вздохнул так, будто ему было тяжело представить,