Архивы Дрездена: Могила в подарок. Джим Батчер

ответил ему взглядом, лишенным энтузиазма.

      – Тогда мне не помешали бы плечи пошире. Должно быть, в моем случае кто-то ошибся в расчетах.

      Майкл устало рассмеялся, потом помотал головой и лег на кушетку, заложив руки за голову.

      – Мы сделали то, что должны были сделать. Разве этого мало?

      Я подумал обо всех тех младенцах, сопевших и издававших другие славные звуки на руках у наполнивших палату сестер. Один, маленький, пухлый, прямо как с рекламы детского питания, так просто оглушительно икнул и тут же уснул на плече у тащившей его к матери медсестры. Дюжина крошечных жизней, перед каждой из которых открывалось необъятное будущее – будущее, которого бы их разом лишили, не вмешайся в это я.

      Я заметил, что уголки моего рта загибаются вверх в довольно дурацкой ухмылке, и ощутил слабое, но все же удовлетворение от проделанной работы, которое не удалось стереть даже царившему у меня в душе раздражению. Я отвернулся от Майкла, чтобы он не заметил улыбки, и постарался придать голосу все то же устало-равнодушное выражение.

      – Мало ли этого? Боюсь, маловато будет.

      Майкл снова рассмеялся. Я свирепо нахмурился на него, но он только расхохотался еще громче, так что я бросил притворяться и просто прислонился к прутьям решетки.

      – Как думаете, сколько нам еще здесь торчать?

      – Я никогда прежде не попадал в тюрьму, – признался Майкл. – Так что вам виднее.

      – Эй! – возмутился я. – Что вы хотите этим сказать?

      Улыбка Майкла как-то разом померкла.

      – Черити, – предположил он, – вряд ли обрадуется этому.

      Я поморщился. Черити звали жену Майкла.

      – Угу, пожалуй. Но все, что нам остается, – это быть готовыми ко всему и не терять веры.

      – Я вознесу молитву святому Иуде, – буркнул Майкл.

      Я прислонился лбом к решетке и закрыл глаза. У меня болели даже те места, которые, как мне казалось, вообще не могут болеть. Пожалуй, я мог бы задремать даже стоя.

      – Все, что мне хочется, – сказал я, – это вернуться домой, вымыться и завалиться спать.

      Примерно через час пришел наконец дежурный. Он отворил дверь камеры и сообщил нам, что за нас внесен залог. Я ощутил в животе неприятную пустоту. Мы с Майклом вышли из КПЗ в соседнюю комнату.

      Там нас уже ждала женщина в свободном платье и тяжелом кардигане. Она стояла, сложив руки на животе, – судя по объему последнего, она находилась на седьмом или восьмом месяце. Она отличалась высоким ростом, пышными, шелковистыми светлыми волосами до талии, довольно-таки приятными чертами лица и темными глазами, полными плохо сдерживаемой злости.

      – Майкл Джозеф Патрик Карпентер, – рявкнула она и зашагала к нам. Вообще-то, она не шла, а ковыляла, переваливаясь – с таким-то животом, – но вся ее поза придавала ей решительность и целеустремленность. – Ты докатился до точки. Вот что бывает, когда водишься с дурной компанией.

      – Хелло, ангел мой, – пророкотал Майкл и склонился, чтобы запечатлеть на ее щеке нежный поцелуй.