Пушки и колокола. Роман Злотников

пенсионера за каждым углом и за складками длинного не то плаща, не то накидки, не то рясы прячущего отточенный до блеска нож. И как ты ни бейся, и куда ты ни беги – все равно не спрятаться от него было. Всю ночь ворочался, а наутро, как очнулся, так совсем себя разбитым почувствовал. Настолько, что и подняться не смог, а так и остался лежать, то и дело проваливаясь в тяжкое забытье.

      – Поднимайся, Никола, – подсела рядышком Аленка. – Я баньку с утра стопить наказала; как раз самый жар. Ступай, смой с себя сор да усталость. Я отваров наготовила из тех, что от Евпраксии[37] остались; хвори разом отпустят. Ступай, – мягко улыбнулась она мужу. – И я скоро подойду.

      С трудом поднявшись и вяло переставляя ноги, Булыцкий поплелся к небольшому срубу, стоявшему рядом с домом. Баня. Русская. Гордость Николая Сергеевича, отказавшегося от посещения общественной посадской, а повелевшего отдельную срубить на своей земле рядышком с домом. Так, чтобы после мытья сразу же в тепло родных стен! Поухмылялись тогда над ним, да попусту. Потом же и на поклон приходить начали вчерашние высмеятели: мол, Николай Сергеевич, дозвольте попариться? Пускал, конечно. Жалко, что ли? Да и сам время от времени присоединялся. Оно и веничками грязь с усталостью выбить – дело доброе. Особенно если кто на себя растопку возьмет. Ну и послушать, о чем люд гутарит да как живет. Опять же самолюбие потешить; ведь обратил внимание трудовик, что мужики-то бельишко исподнее-то приняли, найдя, похоже, ладным его.

      Вот и теперь, едва только пригревшись, расслабился, как дверка раздевальни приоткрылась, и внутрь скользнула Аленка. Ловко обогнув пышущий жаром очаг[38], она присела на мостки.

      – Не кручинься, – припав к плечу мужа, прошептала она. – Печаль – грех великий, хворями караемый. Все, что делается, то и слава Богу. Хвалу воздай да как щепь плыви себе по течению, – прошептав это, женщина резко поднялась на ноги и, зачерпнув из одной из трех заготовленных заранее бадеек, щедро полила докрасна раскаленные камни.

      Ух, как пар взвился! Секунда, и вот он уже плотным жарким одеялом расстелился по телу пожилого человека. В нос ударил густой запах разнотравья, среди которых пришелец разом признал терпкую полынь и вязкий хмель.

      – Ты, Никола, – Алена опустилась на колени рядом с мужем и, вымочив в том же отваре лубяной пучок, принялась поливать спину супруга, – дел ладных множество несчетное сотворил, а еще боле грезишь. А ведь и десятину не всякому сдюжить дано из того, что ты уже сладил. А ты все бежишь и бежишь, – мягкими движениями массируя спину и плечи мужчины, продолжала она. – Так и не приметишь много. – Липовый лубок скользил по коже, расслабляя мышцы. – Ты не серчай, да муж, хоть и голова, да все одно без женки рядом – что холм в поле чистом: могуч, широк, но одинок. Как женка рядом, так и лад приходит. Вон, кто из мужей поумнее, так те и к женщинам своим прислушиваются, хотя бы и не на людях. Кто поглупее, так те и Бога не побоявшись, рукоприкладством грешат. У купцов знатных да бояр грозных, а паче у князей великих вон жены в уважении да почете. А как

37

Евпраксия – внучка киевского князя Владимира Мономаха, увлекавшаяся народной медициной, в том числе и изучением целебных свойств русской бани. Собирала различные целебные травы, на основе которых готовила лечебные отвары.

38

Имеется в виду баня по-черному, в которой вместо каменки использовался открытый очаг. Такая баня натапливалась достаточно долго.