Пушки и колокола. Роман Злотников

сварливые голоса странников.

      – Надо будет – для тебя раздобуду.

      – Ты – да. Боек не по годам. Аленке, вон, подарок.

      – Не замай! И без того тошно.

      – Как скажешь, Никола, – закашлялся невидимый в чаще мужик. Затем, переведя дыхание, добавил: – А чего такого-то? Подумаешь, женят. Была бы дворовая какая, – беда, а так… И тебе подспорье, и ей – почет. Ты же, Никола, нынче – о-го-го! Жених – на зависть!

      – Просил же тебя, Милован!

      – Прости, Никола. – На поляну вышли два бородатых мужика, за которыми семенили пятеро монахов, держащих в руках грубые деревянные лопаты с металлическими наконечниками[3]. – Здесь? – оглядевшись по сторонам и заприметив с десяток холмиков в ряд, поинтересовался мужик с перекинутым через плечо луком.

      – Здесь, – выдохнул его собеседник. – Только рано еще. Оно – неполных два года минуло[4]. Еще бы годок хотя бы.

      – Ты про то князю рассказывай. Мое дело – малое. Велено проверить, вот и проверяю.

      – Все бы тебе на него кивать, – огрызнулся в ответ первый, тот, в котором читатель без труда узнает Николая Сергеевича Булыцкого. – Князь велел, князь женит, – передразнил он.

      – Ох, и сердит ты на него, да все попусту.

      – Тебе-то печаль какая?! Ну, сердит! А что с того? Тебе, что ли, в порубе сидеть?

      – Не кручинься, Никола! Ты у него теперь в почете. Вон, орудия какие отлил. Тюфяк с ними в сравнении – тьфу! А плинфа?! Рукаст!

      – Ну так и что?!

      – А то, что и веры тебе сейчас – втрое! Вон, сам князь тебе поверил! Шутка ли; пороху сробить наказ! Не по каждому и честь такая!

      – Нужна мне честь эта, – проворчал учитель. – Честь – это когда довольны все! А наказ, за неисполнение которого – поруб…

      – Сдюжишь! – уверенно остановил его собеседник. – А что порубом стращает, так то не обессудь. Господь наш великий за неисполнение заповедей тоже Адом напущает. Так то – Отец наш небесный, а князь – людина лишь, воле Господней судьбу свою вверивший.

      – И что, воля на то Бога, чтобы мне в порубе сидеть за наказ, с которым ведать не ведаю, как управиться?

      – Князь, он как и отец: судьбам других хозяин, да не своей. Свою смиренно Богу и отдал. И тебе так же надобно. А там и сложится все, как положено.

      – Ох и замудрил, – огрызнулся Булыцкий.

      – Сам бы и отговорил князя ямы твои вскрывать! Так ведь и деваться тебе некуда! Чего тогда кручиниться-то, а?! Или, – усмехнулся вдруг Милован, – самому небось интересно, а? Чего там за порох из мест отхожих.

      – Сметлив ты стал больно, как я погляжу, – отпустив гнев, усмехнулся преподаватель[5].

      – С кем поведешься, – беззлобно ответил второй.

      Перебрасываясь фразочками, мужики подошли к одному из холмиков.

      – Ну, Никола, поднимаем?

      – Поднимаем.

      Сопровождавшие их монахи принялись раскидывать снег.

      – И не жалко тебе, Никола, лопаты такие?! –

3

В описываемые времена лопаты были деревянные. В редких случаях использовались металлические наконечники. Обусловлено это было дороговизной металла и сложностью его переработки.

4

По данному повествованию первые селитровые ямы были заложены в конце весны 1382 года. Сейчас – конец 1384 года.

5

Главный герой – Николай Сергеевич Булыцкий. В нашем времени – преподаватель истории, но из-за некомплекта держащий вторую ставку – преподавателя труда.