Ликвидатор. Исповедь легендарного киллера. Алексей Шерстобитов

и сгибателям бедра резиновыми дубинками-демократизаторами. Боль я перестал чувствовать, но отупение прошло, когда рядом увидел в подобном положении то ли юную девушку, то ли женщину в годах, ибо лицо её было от подтёков и синяков лилово-бордово-распухшее, она уже не кричала, не рыдала, но жизнь проявляла тремя струйками – двумя слёзными и одной густо-красной, длинно-пружинистой из прокушенной насквозь губы…

      Очнулся я в какой-то камере. Незнакомые парни, в состоянии чуть лучше моего, держали меня почти на руках над собой, так как можно было только стоять из-за отсутствия места, чего я, по понятным причинам, просто не мог. Болело всё, брюки были разорваны, распухшие ноги с малиново-тёмно-серыми подтёками выбухали не только сзади, но и там, где было им удобно. Карманы выворочены, остатки плаща одеты наизнанку, рукава пиджака отсутствовали. Хотелось пить, но воды не было, а губы спеклись от крови, и не факт, что моей. Не знаю, сколько мы пробыли в таком положении. Мне захотелось узнать, кто та особа, которую били рядом со мной, и что с ней стало, да и причина её страданий интересовала тоже. Вдруг назвали мою фамилию, которой пользоваться мне оставалось от силы пару месяцев (это было незадолго до происшествия с заложником на квартире, снятой по моему паспорту). Но сейчас я этих подробностей не знал.

      Причина таких действий со стороны местной милиции мне не была известна, в том числе и потому, что у большинства гостей и хозяев банкета было больше понтов, чем «дел» и «заслуг». Коридор был забит родственниками, охавшими, ахавшими, кричавшими, грозящими, плачущими и мало понимающими происходящее. Милиционеры сами напугались содеянного и произошедшего, так как многие выходящие писали жалобы, снимали побои, явно оказавшись случайно попавшими под раздачу, и иногда даже оказавшись родственниками каких-нибудь начальников, а то и самих ментов. Исключение составляли только бывшие уголовники и уже точно выбравшие подобный путь в жизни. Их было большинство, и ко всему произошедшему они выражали свою неприязнь или полное безразличие, так же, как и к людям в камуфляже и масках, то и дело сновавшим взад-вперед (кстати, всё время удивляюсь причинам, по которым одевают эти маски, ведь они тоже выбрали свой путь, говорю так, сравнивая их с работниками администрации лагерей и тюрем – там масок никто не носит, хотя возможность мести не меньшая).

      Этот день воистину был днём удивлений. Меня ввели или наполовину втащили, полупоставили с упором к стене и оставили один на один с двумя офицерами, один из которых держал моё удостоверение личности офицера, другой – орденскую книжку, лица был растерянные и глупые. Я понимал, что рассказать мне решительно нечего при всём желании, которого у меня, по многим причинам, и не было и вряд ли могло появиться. Мы смотрели друг на друга пятью глазами (один мой заплыл). Разрядить обстановку пытались предложенным мне горячим чаем с бутербродами, что могло стать очередной пыткой для моих распухших губ. Они долго извинялись за «причинённое мне неудобство», льстили