Аэротаник. Евгений Гузеев

Хер. Сидоров А.П. В другие времена при чьем-нибудь желании полуграмотную кастеляншу легко можно было бы превратить, например, в германского шпиона. К счастью для нее, в тот момент никто не метил на ее место.

      – Простите, с кем имею честь?.. – промямлил Алмазов. – Я, право, не понимаю… Здесь идет операция…

      – Генерал Сазыкин, я уже представился. В вашем распоряжении пятьдесят секунд. Дело государственной важности и обсуждению не подлежит. Оставьте больного, пусть ваши ассистенты продолжат.

      – Но они…

      – Приказываю подчиниться. Возьмите набор необходимых инструментов. Решайте сами, что вам понадобится. О каких возможных манипуляциях идет речь, я инструкций не получал.

      От шока доктор Алмазов как-то вдруг превратился в зомби и, больше не задавая вопросов, выполнил приказ генерала, передав больного в опытные руки ассистирующих медицинских сестер, от которых теперь стала зависеть дальнейшая судьба и карьера партийной сошки. Потом он долго не мог придумать объяснения своему тогдашнему поведению, мучаясь бессонницей и угрызениями совести.

      Странно, но о присутствующем в зале профессоре в тот момент напрочь было забыто. Видимо, от страха тот превратился в невидимку, как бы перестал существовать, слился с висящими белыми отрезами марли и замер, как насекомое, которое описанный Дарвином закон эволюции научил выживать, становясь незаметным на фоне зеленых листьев, коры деревьев или песчаного дна реки. Задним умом профессор-насекомое понимал, что пришли за ним, но не смог не воспользоваться возникшей водевильной ситуацией: не выдал себя, не пошевелился. Что ж, даже в то более-менее стабильное время призрак довоенной чистки еще бродил не только по кабинетам, но, оказывается, и по операционным залам страны, не говоря уже о том, какую реакцию вызывали у многих ответственных лиц страны поздние случайные звонки и стук в двери собственных квартир. Когда же, наконец, ассистенты очнулись от оцепенения и взглянули на операционное поле, то вспомнили о профессоре. Драгоценные минуты шли, жизнь оперируемого была на волоске, но Аркадий Георгиевич не мог вести себя адекватно, как подобает хирургу во время столь ответственных ситуаций. На нем, как говорится, просто лица не было, что, впрочем, при наличии маски не имело значения. Однако была хорошо заметна бившая его дрожь и какие-то несуразные движения конечностями, головой и плечами.

      – Да, кака-та така ситуация сложилась нам не объяснимая. Государственный интерес, это надо так понимать. Однако ж… Опять же… Так, вдруг… Кака-та така спешка… И потом опять же доктор Алмазов, он ведь… Хотя… Спина чешется что-то, кака-та така аллергия, что ли… Бываат, бываат, и в войну бывало и сейчас бываат еще. Время такое. Верочка, Наденька, да вы тут уж и без хирургов справитесь, кака тут еще проблема-то, все, кажись. Пусть Надя зашиваат вот здесь, она умеет… Сюда трубочку… Остальное… Это… Бываат и так заживаат, без этого всякого… Спину бы почесать обо что…

      Конец