Этот лучший из миров (сборник). Виктория Токарева

остолбенела, не могла двинуться с места.

      – Идите… – проговорила Елена.

      – Да, да… Я сейчас дойду до конторы и позвоню…

      Если бы Нина Александровна могла бегать, то она бы побежала. Но она могла только идти медленно, как гусь. Она двинулась к конторе, но вспомнила, что сестра ждет ее к обеду. Она решила прежде предупредить сестру, а потом уже отправиться в контору, которая находилась на расстоянии в полтора километра при въезде в поселок.

      Нина Александровна страдала ишемией сердца и артрозом коленного сустава. Идти было тяжело. Но она все же дошла и позвонила, и растолковала: куда ехать, где свернуть и какой номер дома.

      Скорая прибыла через два часа. Елена была жива, но лицо имело цвет снятого молока. Волосы слиплись скользкой коркой. Плечо и грудь в крови, будто ее убивали.

      Врач – крепкий мужик лет пятидесяти – решил, что у нее пробита сонная артерия.

      – Лежите, – приказал он. – Не двигайтесь. Вы можете умереть.

      Он взял полотенце и стал заматывать, чтобы пережать сосуды.

      – Кто это вас? – спросил врач.

      – Никто. Я недавно делала пластическую операцию.

      – Зачем?

      – Чтобы хорошо выглядеть.

      – Будете хорошо выглядеть в гробу, – буркнул врач.

      Вошел санитар. Они уложили Елену на носилки и перенесли в машину. Ей больше не было страшно. Она понимала, что ее спасут. Сознание немножко путалось, но было при ней. «Только бы не потерять сознание», – подумала Елена и куда-то провалилась.

      Очнулась на операционном столе. Над ней стоял врач, но не из скорой помощи, а другой – молодой и мускулистый, с серыми глазами. Они о чем-то переговаривались с медицинской сестрой. Полотенце сняли с головы, и горячая кровь изливалась редкими толчками.

      – Зашейте мне сосуд, – проговорила Елена.

      – Проплачивать будете? – спросил врач.

      – Что проплачивать? – не поняла Елена.

      – Все. Бинты. Манипуляцию.

      – Я же умираю… – слабо удивилась Елена.

      – Финансирование нулевое, – объяснил врач. – У нас ничего нет.

      – Но руки у вас есть?

      – А что руки? Все стоит денег.

      – У меня кошелек в сумке. Я не знаю, сколько там. Возьмите все.

      – Я в кошелек не полезу, – сказал врач, обращаясь к медицинской сестре: – Посмотри ты.

      – Я тоже не полезу, – отказалась сестра.

      Елена заплакала, в первый раз. Она поняла, что ее ничто не спасет. Последняя кровь уходила из нее. А у этих двоих нет совести. Им плевать: умрет она или нет. Им важны только деньги.

      Большая часть ее жизни пришлась на советский период. И там, в Совке, ее бы спасли. Там все работало. Работала система, и были бинты и совесть. А сейчас система рухнула, и вместе с ней рухнула мораль. Если человек верил в Бога, то ориентировался на заповеди.

      А если нет, как этот врач, – значит, никаких ориентиров. И придется