.

со мною ты – наивный и обожаемый,

      Как тинейджер. Плывёт по Канавке Родина:

      Такая Лебяжья,

      что я тяну

      шею, изображая её.

      16 февраля 2022 г.

      Блок

      И вот, сидели на голом чае,

      Рассвет встречали,

      Души не чаяли,

      А рассвет наступит ещё не скоро:

      Не хватит ни пули, ни разговора.

      «И голос был сладок, и луч был тонок»,

      И кто-то парадную тряпкой вытер,

      И война поедала моих девчонок,

      И спал

      С пацификом в ручках

      Питер.

      Мы всех воскресили, мы всех отпели,

      Полоскали горло кровью и содой,

      И ребенок кружился на карусели

      До две тысячи

      Четырнадцатого

      Года.

      12 марта 2022 г.

      Вальс Леры

      Чёрная Лера в чёрном монашьем платье,

      Сестра ветерана Второй Чеченской,

      Проклинает, мать её,

      Либеральную интеллигенцию, но Чичерину

      Тоже не слушает, предпочитая барокко.

      Лера живёт с десятью котами,

      С десятью алчевскими блок-постами.

      Лере – не одиноко.

      В этой питерской студии – много места.

      Лера – Христова невеста.

      Лера хотела бы стать журналистом, ибо

      Верит в правду пера. Спасибо

      Сислибам и комнатным патриотам,

      Лера не стала корреспондентом

      Ни одной из газет. Оттого-то

      Она в похоронное всё одета

      И улыбается над своею мечтой разбитой,

      Жалея не регуляра, а ополченца.

      У Леры есть вера в Бога и замполита

      И мёртвый брат со Второй Чеченской.

      С детства Леру не понимали:

      Одноклассники, однокурсники.

      У Леры отняли дали

      Вдоль по маршруту подлодки «Курск».

      И вместо далей дали вот это:

      Собирать бинты для Алчевска.

      Белая Лера в белое все одета:

      Это свадьба Второй Чеченской.

      Мимо митинга, мимо красивых

      Пацифистов, где вот это вот всё,

      В чёрном платье идёт Россия,

      Кота на руках несёт.

      16 марта 2022 г.

      За что?

      В каждую пору этого города, проветриваемую

      Теплым сопливым феном, мороз пробивавающим,

      В каждую щель этой шкатулки, проверенную

      Моею войною, моей Отчизной, моим товарищем,

      Я вползаю, втекаю, впитываюсь, просачиваюсь,

      Превращаясь в некоторое подобие талой жидкости;

      Мир распоролся, шов перехвачен: всякая всячина

      Изнанки видна теперь, маски сорваны,

      отсель наготу всю жизнь нести,

      Как она есть, в любви и в бою за победу родного, нашего:

      Того, что никто не мог и представить, что оно —

                                                                живое и сущее;

      В каждую пору лица моего, больного и ненакрашенного,

      Потея, тычется старый город, дома его, храмы, сучья его,

      И в этот момент я понимаю,