Золотое правило молчания. Галина Романова

шнуром от фена, который свесился за стиралку. Неумелые руки Василисы неправильно вставили фен в подставку, все шиворот-навыворот, поэтому шнур не вместился, соскочил с нужного крючка и свесился за машинку. Это его раздражало. Это был не привычный порядок, установленный им лично.

      – Да что такое? – разозлился Саша, когда вилка, зацепившись за что-то за стиральной машинкой, не вытащилась с третьей попытки.

      Пришлось отодвигать работающую машину. Конечно, он действовал со всеми мерами предосторожности. В резиновых тапках и перчатках. Мало ли!

      Вилку, зацепившуюся за сливной шланг, он высвободил. И только собрался вернуть стиральную машинку на место, как взгляд его уперся в нечто. Узкое, тонкое, белое, тщательно обернутое сверху целлофаном. Эта вещь точно была не его. И там ей точно было не место. Он поддел этот предмет носком резинового тапка, вытащив на середину ванной. Отодвинул стиралку на место. Присел на корточки и уставился на находку.

      – Вот дерьмо! – выругался он с чувством через минуту.

      Это точно был нож. Длинный, с узким лезвием, выпачканный в крови, пропитавшей бумажную салфетку. Поверх салфетки кто-то деловито замотал нож в целлофан. И…

      И, сука, взял все это добро и спрятал под его ванной! Никто, кроме Василисы, это сделать не мог. Это она сотворила, шустря тут со своей окровавленной курткой, в кармане которой все это время находилось орудие убийства.

      – Вот дерьмо! – вторично выругался Саша и заторопился со сборами.

      Уже через полчаса он выходил из дома. В одной руке сумка с вещами для отдыха у мамы, в другой пакет с оскверненным халатом. Не стал он его выбрасывать возле дома. Сел в машину и уехал.

      До города, где он вырос и где теперь жила его мама, было двести пятьдесят километров. Дорогу он за эти годы выучил до поворота, до километра. Знал, где можно избавиться от халата, а где от ножа. Пакет с халатом полетел в мусорный контейнер на стоянке дальнобойщиков за сто километров от Москвы. Нож – в заболоченный пруд на самом подъезде к его малой родине. Никто и никогда его тут не найдет и искать не станет. А если и случится величайшее чудо, пруд каким-то образом осушат и найдут нож, то находку никак с ним лично не свяжут. На ней ни единого его отпечатка. Дома он касался этого подарочка в резиновых перчатках. И в газету упаковывал в них же. Вытряхнул нож в заболоченный пруд, так же его не коснувшись. Газету скомкал и пустил по ветру.

      Все! На этом все! Историю он забудет. Василису не желает знать. Она опасна и вероломна. Как ни прискорбно это признавать, но лучше иметь отношения с Холодовой и быть под ее вечной назойливой опекой. Никаких прекрасных Василис!

Глава 4

      – Анна Витальевна Холодова?

      Павел в упор рассматривал заспанную женщину, которой, он точно знал, было сорок пять лет. Если бы он не познакомился с ее анкетными данными, внимательно изучив договор в ресторане, он никогда бы не подумал, что ей столько. Она великолепно выглядела. Даже заспанной, даже непричесанной. Даже кутаясь в длинный халат странного неприятного грязно-серого цвета,